Откровение

— Его привезли живым. Остальное — дело техники. Поднимать мертвых мы не умеем, — Роджер смерил Даргуса уничижительным взглядом, — но в лечении живых я, с вашего позволения, кое-что смыслю.

Он выдержал паузу, пока Наац с мягким укором смотрел поверх чашки с чаем, и неохотно признал:

— Я не знаю, почему Дюлдер не погиб сразу и за счет каких ресурсов смог выжить без моего вмешательства. Но ни инферналы, ни боги в этом не замешаны, таков вердикт вашей кафедры.

Ринальдо, с начала разговора вертевший в руках позолоченную ложечку, аккуратно положил ее на стол.

— Насчет ресурсов… мы не знаем, что это, но они у Дюлдера были.

— Вот именно, — буркнул профессор Даргус, — не инфернальные и не демонические, но и не его личные, так?

— Если вы скажете, что это заслуга доктора фон Рауба, я заберу его у вас обратно в клинику, — нехорошим тоном предупредил Роджер. — Зачем я его отдал? — он снова посмотрел на Ринальдо. — Не напомнишь? Это была твоя идиотская идея.

— Вообще-то, это была идея Вольфа.

— Которую ты поддержал.

— Так Эльрик же…

— Ну, конечно! Ведь твой старший братец никогда не ошибается!

Даргус с демоническим удовлетворением наблюдал раскол в стане собеседников.

— Это не заслуга доктора фон Рауба, — произнес он, наконец, отчетливо выделив слово «заслуга», — это его особенность. Иньо, покажите портрет.

А Зверь и не заметил свернутый в рулон холст на соседнем столике, пока тот не поднялся в воздух и не развернулся. Ровное освещение чуть изменилось — от «портрета» исходило сияние. Чистое, прозрачное, яркое и почему-то зеленое. Если б солнце было зеленым, оно светило бы именно так. Когда глаза привыкли к этому свету, в центре полотна удалось разглядеть непроглядно-черную сферу, окруженную неистовым зеленым огнем. Солнечная корона вокруг черной дыры. Лучи света сплетались в беспорядочный узор, выплескивались за края холста, через глаза проникали прямо в мозг.

Зверь помотал головой и зажмурился. Он мог, не щурясь, смотреть на солнце, но от этой яркой зелени стало не по себе. Цвет притягивал, был слишком красивым, чтобы отвести взгляд, а значит, слишком опасным.

— Посмертные дары? — Ринальдо первым узнал цвет и вспомнил старый, уже пять лет, как отживший термин.

Не совсем они. Посмертные дары — это то, что берешь, когда кого-нибудь убиваешь. А на картине профессора Нааца претворялась в жизнь сама смерть, вся, сколько есть ее в тварном мире. И, кажется, та, которая не улавливалась силовыми установками над инфернальным прорывом, тоже была здесь.

— То, что доктор фон Рауб — трансформатор некротической энергии мы давно знаем, — Роджер отвернулся от картины, — при всем уважении к вашему искусству, профессор Наац, не могли бы вы чем-нибудь прикрыть портрет? Хватит с нас пока и оригинала.

— Доктор фон Рауб полагал, что контролирует преображенную силу, и сумел всех в этом убедить, — судя по тону, профессор Даргус был недоволен собой не меньше, чем остальными. — Хуже того, его способность к контролю была неоднократно продемонстрирована и подтверждена экспериментами. Доказана, — последнее слово прозвучало как едва ли приемлемое для употребления. — И если бы профессор Наац не вздумал написать портрет доктора фон Рауба, мы бы так и не узнали, что помимо дозированных порций силы, он, оказывается, раздает ее просто так любому, кто окажется поблизости и вызовет хоть малейший интерес.

— Я не… — Зверь даже возмутиться не успел, на него все, кроме Нааца глянули так, что он щелкнул зубами и заткнулся.

Но он ничего не отдавал. Никому. Аккумулировал, это было. Трансформировал, факт. И то, и другое делал бессознательно, однако за годы обучения и работы на кафедре научился отслеживать процесс и осознанно пользоваться некротической силой. О том, чтоб отдавать речи не шло. Он давным-давно не работал в клинике, не сталкивался с больными или ранеными, не воевал. Да, даже если бы и воевал, если бы работал, все равно не стал бы никому ничего отдавать. Потому что это сразу выдало бы в нем демона. А инфернальному родственнику, притаившемуся где-то на границе мира, только того и надо, чтоб десантироваться сюда и сожрать его душу.

— Так Дюлдер выжил и пошел на поправку потому, что доктор фон Рауб был в этом заинтересован? — переспросил Роджер.

— Как я понимаю, он выжил и пошел на поправку потому, что Вольф с ним просто общался, — кисло поправил Ринальдо. — В клубе, кроме него и Дюлдера, ни у кого больше нет высшего образования, куда бы они друг от друга делись? Высшего медицинского образования, — уточнил он, поймав негодующий взгляд Зверя.

Военные пилоты, в большинстве своем, были выпускниками военных академий. С точки зрения проректора магического университета, это, может, и не считалось высшим образованием, а вот с точки зрения Зверя, в одной из таких академий преподававшего, оговорка Ринальдо была дискриминацией. Профессиональной.

Или непрофессиональной?

Да какая разница?