Расталкивая души, благо толкаться с бестелесными нетрудно, они пробились к самому берегу. Томас едва не падал от зловония. Река текла, если текла вообще, жёлтым гноем. Он видывал на своем веку реки, что выглядели такими же желтыми, но там несли ил и глину, а здесь зловонный гной, и этого гноя столько, что не просматривался другой берег.
В ушах звенело от стонов, плача, криков. Томас стоял бледный, как полотно. Калика тоже посерел, затравленно оглядывался. Похоже, вспоминал уединенную пещеру.
— Орк, — пробормотал Олег.
— Орк? Что-то знакомое.
Олег с недоверием покосился на Томаса:
— В самом деле?.. Это римляне так зовут, а для греков он Аид. Кроме названия различий нет.
— Гм, — сказал Томас в затруднении. — Тогда я подумал о чём-то другом. А что там блещет… такое прекрасное?
— Потала. Потусторонний мир ариев. А тот огромный город и все дворцы намного превосходят красотой и совершенством всё, что есть на небе. Странный народ, да?
Томас подумал, буркнул:
— В Индии жарко. Потому они свой рай и загнали в подземный мир. Прохлада как в погребе.
Из тумана над рекой медленно выступил загнутый нос челна, потом показалась высокая костлявая фигура. Человек, лохматый и длиннобородый, неспешно орудовал коротким веслом с широкой лопастью. Он был в грязной хламиде, что смутно напомнила одеяние римского пиита, указавшего дорогу, только у лодочника от одежды остались одни лохмотья. В широкие дыры просвечивали изъеденные ржавчиной доспехи. Под коростой болезни, что жрёт металл, Томас не рассмотрел ни герба, ни девиза, к тому же лодочник, судя по доспеху, из простых, человек благородного сословия и с веслом в руках бы не горбился… Облепленная слизью лопасть опускалось в воду попеременно то с одной стороны, то с другой, лодка двигалась так медленно, что Томасу невыносимый смрад начал влезать уже и в уши.
Гребец сделал последний гребок, застыл, угрюмый, как скалы, а лодка еще медленнее ползла к берегу, наконец ткнулась в берег. Томас не услышал привычного скрипа, днище словно бы всползло на груду гниющего мяса.
Души кинулись к перевозчику с криками и плачем, на ходу протягивали что-то мелкое, блестящее, Томас догадался, зачем покойникам кладут на глаза медные монеты. Тех, кто не платил, лодочник свирепо бил веслом. Несчастные кричали, падали, многие скрывались в смрадных волнах.
Томас проговорил дрогнувшим голосом:
— Это что ж… все на этой лодке?
— Дурость, да? — предложил Олег, но Томас проигнорировал предложение язычника охаять христианство, и Олег добавил, — нет, есть и другие дороги… Какие-то забыты, какие-то исчезли, но здесь ты не увидишь ни славян, ни германцев… Англ, может быть, разве что…
Томас вздрогнул, когда косматый лодочник повернул к ним лохматую голову, грязную и смрадную. Лицо, как старая груша, что побывала в костре, багровые веки с лиловыми жилками, как раздутые слизни, а белки пожелтели и стерли радужную оболочку, так что глаза лодочника выглядели слепыми. Томас ощутил, как холод пробрал до мозга костей.
— Смертные? — проговорил лодочник хрипло, и от его скребущего голоса сердце Томаса остановилось вовсе. — Давно такого не было!.. Но вам не пройти…. И даже не уйти!
Он медленно и обрекающе начал поднимать костлявую длань. Рука была темной, с мозолями, язвами от частых брызг зловонной воды. Длинный темный палец, весь в наростах, нацелился в грудь Олега. Томас выхватил меч, готовый обрубить эту руку, раз уж калика снова впал в глубокие раздумья о смысле жизни, но Олег лишь брезгливо отодвинулся:
— Да тихо ты, бес.
— Кто? — грозно вопросил лодочник.
— Бес, — повторил Олег с отвращением. — Был богом, демоном, духом, а стал теперь бесом… Кому служишь? Томас, это Херон, он же Ур-Шанаби, Исто Биз, Остап Синяя Рука… Знаю и другие имена, что и произносить неловко… Впрочем, здесь не храм богини Лады, здесь все ловко.
Херон всмотрелся, Томас видел, как лицо страшного лодочника дрогнуло.
— Кто ты?
— Разуй глаза, — посоветовал Олег. — Или поплюй и протри.
Херон прорычал люто:
— Кто ты, осмелившийся не пасть ниц?
Олег посмотрел под ноги, они стояли по щиколотку в зловонной жиже, покачал головой:
— Херон, да будет тебе. Ну служил одним, теперь служишь другим. Чего стыдиться? Лодочники везде и всем нужны. Христиане, если присмотреться, тоже вроде бы в чем-то люди… местами.
Херон посмотрел на Томаса, перевел взор недобрых глаз на Олега. Томас уже начал дышать чаще, готовый броситься на помощь другу. Однако лодочник отшатнулся. В нехороших глазах мелькнул гнев, изумление и, как показалось Томасу, искорки страха:
— Опять ты? И опять за бабами?
— Да ладно тебе, — сказал Олег с неудовольствием. Он покосился на Томаса. — Откуда только эти слухи берутся!
Херон смотрел с отвращением:
— Я еще понимаю того троянца, ему никак не обойти было наш мир, или, скажем, храбрый шумер, что спускался сюда ради своего дикого друга, но ты? Опять ради какой-то ерунды! Либо как в прошлый раз, когда зашёл, потому что по дороге было. Или позапрошлый, когда хотел куда-то там дорогу сократить… как, ты говорил, срезать…