Откровение Егора Анохина

Он подошел к попу, подставил ржавый гвоздь к его растопыренной, прижатой к стене ладони, размахнулся молотком и с плеча врезал по гвоздю. Кровь брызнула на белую стену. Мишка успел стукнуть еще раз. Егор рванулся, что есть сил, выдернул руку из утирки, вскочил, и даже не ударил, отшвырнул Чиркуна к суднику. Красноармейцы мгновенно насели на Егора сзади, как собаки на медведя. Анохин крутился, бился, мотал их по прихожей, сбивая табуретки, лавки, и не заметил, как комната заполнилась людьми. Треснул револьверный выстрел. Шум, крики. Егор вырвался, поднялся с пола. Прихожая была забита кричащими, суетящимися мужиками. Из сеней тоже шум доносился, возня. Втащили связанных, пьяных Пудякова и Андрюшку. Красноармейцев и Мишку тоже скрутили, связывали на полу. Плачущая навзрыд попадья, которая позвала мужиков, поддерживала у стены бледного священника, а брат Егора, Николай, пытался вытащить гвоздь. Кровь текла из ладони. Наконец вырвал Николай гвоздь. Стали промывать керосином рану, накладывать паутину, перевязывать чистой тряпкой. Шум стоял в комнате по-прежнему. Матерились, угрожали расправой красноармейцы. Командовал мужиками Трофим Булыгин, плечистый крепыш с русой, короткой бородой, с револьвером в руке, отобранным у Мишки. Он приказал:

– Заткнуть им рты!

Опамятовался немного Егор, отошел. В голове у него по-прежнему ритмично и безостановочно стучало: убить Чиркуна, убить Чиркуна! Где он? Связанный Мишка лежал на боку возле судника. Увидев револьвер в руке Трофима, Анохин кинулся к нему, в одно мгновенье вырвал револьвер, оттолкнул мужика, заслонявшего Мишку, и выстрелил. Трофим Булыгин успел опомниться, ударил снизу по руке Егора. Пуля угодила в пустой горшок на суднике. Черепки посыпались на Мишку. Он крутнулся на полу, увидев Егора с револьвером, направленным на него, сбил связанными ногами помойное ведро с водой.

Мужики навалились на Анохина, отобрали револьвер.

– Ты чо, сбесился? – орал на него Николай. – А ну сядь! – силой усадил он брата на лавку.

– Я убью его… все равно убью его, – шептал Егор машинально.

Вскоре в комнате стало тихо, стали слышны слова батюшки, стоящего на коленях перед образами.

– Господь, твердыня моя и прибежище мое, избавитель мой! – молился поп. – Ты испытал сердце мое, посетил мя ночью, искусил мя, и ничего не нашел; от мыслей моих не отступают уста мои…

Мужики крестились вместе со священником. Николай встал на колени позади него, опустились на пол и все мужики. Помолились они, воздали хвалу Господу, стали думать, что делать с красноармейцами, спросили совета у батюшки.

– Бог им судья, – ответил отец Александр. – Не уйдут они от суда праведного… Отпустить надоть.

– От Божьего суда они не уйдут. Это так, – согласился Трофим Булыгин. – Но и власть должна их дела оценить… Не надо отпускать. Запрем в сарае. А утром вызовем военкома из волости.

– Не, неча в волость, – возразил Николай. – В Борисоглеб нада. И утра не ждать, а прям щас!

На том и порешили. Когда стали выводить красноармейцев, Егору показалось, что одного не хватает. Он быстро, с беспокойством оглядел пленников. И точно. Плясуна нет. Кинулся в горницу, но попадья встала у двери, не пустила.

– Нету там его. Убег… в окно вылез…

– А Настенька?

– Настеньке не до тебя! Уйди!

9. Седьмая печать

И великий страх напал на тех,

которые смотрели на них.

Откровение. Гл. 11, cm. 11

Лежал на полатях Егор рядом с мирно сопевшим Ваняткой, не спал, плакал. С бесконечным отчаянием, с тоской, стягивающей горло до спазм, вспоминал, слышал возню в горнице попа, утробный хрип Настеньки, видел замершего в двери волчонка-плясуна. Не выходил из головы громкий шепот молитвы отца Александра, его алая кровь на белой стене. Отчаяние было таким, что казалось, что небо рухнуло на землю, расплющило его, раздавило, уничтожило все, чем жил, о чем мечтал. «Чиркуна надо уничтожить сегодня же, сейчас!» – не выходило из головы Егора.

Ворочались в темноте на кровати, шептались брат с Любашей. Матери не слыхать, но, видно, и она не спит. Окна сереть стали, светлеть, проясняться. Ранняя летняя заря занималась на улице. Успокоились брат со снохой. Егор решил, что они заснули, и стал медленно подниматься, стараясь, чтобы они не услышали. Пора истребить Чиркуна! Завтра неизвестно что будет. Медлить нельзя! Анохин взял брюки с сундука и услышал громкий шепот брата:

– Ты куда?

– На двор… – замер, соврал Анохин.

– Погоди меня, – поднялся с кровати Николай.

Они молча и тихо вышли на улицу.

– Ты не гоношись, погоди малость, – заговорил Николай. – Я понимаю тебя… Но лучше действовать с ясной головой. Чиркуну не жить, это точно. Если не ты, то я его убью… Людоед не должен ходить по земле… Но не сейчас, не так… Утром посмотрим…

Егор вялыми ногами поплелся назад в избу. Кажется, не успели прилечь, как какой-то шум с улицы донесся, потом грохот в дверь. Стучали, били несколько человек, кричали:

– Открывайте! Николай, Егор выходите добром… Избу спалим!