– Пиши, пиши, Маркелин поймет, – приказал уверенно Анохин и продолжил медленно, как учитель на уроке, диктовать: – Тигры любят мармелад – люди ближнего едят. Точка. Ах, запятая, какая благодать кости ближнего глодать. Восклицательный знак. Записал? Теперь давай я распишусь… Вот так! – размашисто и твердо поставил он свою подпись. – Если ты это покажешь Маркелину сейчас, то через пять минут он будет здесь, – сказал Егор. – Можешь меня в камеру не отправлять, подержать здесь, чтоб не гонять конвой туда-сюда, не тратить время.
Все получилось так, как ожидал Анохин. Маркелин быстро примчался, вошел в комнату дознания не один, а со следователем Курбатовым. Егор встретил его со спокойным, даже несколько ироничным видом.
– В чем дело? Почему я понадобился? Почему нельзя следователю написать? – строго и раздраженно спросил Маркелин, но Анохин остро ухватил, что строгость и раздражение притворные, проскальзывала хорошо скрываемая потерянность перед неизвестностью, перед каким-то подвохом. Маркелин не глуп был. За протекшие три года в Тамбове он еще сильнее округлился. Щеки розовые, набухшие, подбородок отвис немного, и животик выпирать стал, сильно оттягивал ремень.
– Ухо у следователя покуда тонкое, боюсь лопнет от услышанного, – усмехнулся Анохин. Держался он твердо и хладнокровно. – Пусть Вася выйдет, ему рановато такое знать. Речь пойдет о секретах государственной важности. Уверен, о них ты немедля Ежову доложишь…
– Погоди там, – строго и хмуро кивнул Маркелин следователю и сел за стол. – Что у тебя? Говори! – приказал он, когда они остались одни.
– Плохо наше дело, – осклабился Анохин, глядя прямо в глаза Маркелину. – Придется мне все рассказать о нашем с тобой заговоре против Советской Родины!
– Каком заговоре? – ошалело смотрел Маркелин на Егора. – При чем здесь я?
– Как это при чем? Ты меня завербовал еще в двадцатом году, в Масловке, когда командовал продовольственным отрядом имени товарища Троцкого. Тогда мы были явные троцкисты, а потом тайные, и теперь вот уже три года ты руководишь в Тамбове подпольной троцкистской организацией. Я – рядовой ее член, знаю в Тамбове только тебя, хотя осведомлен, что нас в Тамбове не менее пятидесяти человек, знаю, что с центральным комитетом в Москве общаешься только ты. Цель организации: замена товарища Сталина товарищем Троцким. Вот все это мне придется описать… Не буду же я один за всех троцкистов отдуваться! Вот за этим я тебя и позвал. Зачем Курбатову знать о нашей организации, – снова ухмыльнулся Анохин.
– Ты с ума сошел! – прошептал ошеломленный Маркелин. Лицо его вытянулось, челюсть опустилась. А сам он весь как-то размяк, растекся на стуле, стал еще меньше.
– Брось, это ты с ума сошел, когда арестовывал меня. Ведь знал наверняка, что меня ни в чем обвинить нельзя…
– Сигнал был… письмо… – снова прошептал еще не пришедший в себя Маркелин. Он, видимо, лихорадочно соображал, как ему быть, как выпутаться, выкрутиться из так неожиданно осложнившегося дела.
– Анонимка?
– Да.
– Враг народа написал, – твердо сказал Анохин. – Явно хотел навредить советскому народу, убрать наиболее преданных партии людей!
– Но ты не коммунист…
– Я был им, и в душе остаюсь по сей день, – уверенно глядел Егор на растерянного Маркелина, у которого глаза стали потихонечку оживать, обмякшие плечи подниматься. Егор почувствовал, что он принял какое-то решение, по всей видимости, не очень хорошее для него, и добавил спокойно: – Кстати, я все это свое признание о подпольной организации и твоем руководстве изложил письменно и оставил надежному человеку. Понимал, что рано или поздно найдется враг народа, которому я встал на пути, защищая Советскую власть. Работа у меня такая, врагов себе плодить. Вот и подготовился… (Никакого письма в действительности, конечно, не было.) И если ночью, допустим, я вдруг умру в камере, то письмо немедленно пойдет в Москву, – улыбнулся доверительно Анохин. – А там, сам знаешь, как к таким сигналам относятся… Что же получится тогда? А вот что получится: бдительный человек просигналил в отдел НКВД. Бдительные сотрудники быстренько меня арестовали, и, чтоб я не выдал организацию, тебе ничего не оставалось, как втихаря придушить меня… Громкое будет дело! На всю страну прогремит – целую подпольную организацию в Тамбове раскрыли! – поднял вверх палец Егор, не спуская глаз с Маркелина. – Руководителю не срок горит, вышка! Смекаешь?
Маркелин молчал, тер лоб пальцами, думал, глядел в стол.
– Дело плевое. Чего голову ломать, – ухмыльнулся Анохин. – Отпускать надо меня, если своя голова дорога…
– А дальше? – взглянул на него сквозь пальцы Маркелин.
– А что дальше? Дальше ничего. Я же не дурак, чтоб трепаться об этом… Я понимаю, нам не просто станет по одним улицам ходить, но… Впрочем, я не против буду, если меня переведут куда-нибудь подальше от Тамбова с небольшим повышением… И забудем мы друг о друге…
– Да, – тяжко вздохнул Маркелин. – Не прост ты! Ой, как не прост! Не ожидал я такого, не ожидал…