Откровение и сокровение

Никто. Царь и династия – «покидают престол, даже не попытавшись бороться за Россию». Правительство – «почти не борется, за свое существование против подрывных действий». Армия, еще вполне боеспособная – безучастно наблюдает мгновенный и повсеместный успех революции. Все сверху донизу – либо хотят ее, либо согласны с ее неотвратимостью. Даже прямые монархисты – не подъемлют меча в защиту трона. Даже царские администраторы, чья прямая обязанность – защищать систему, впадают словно в дремоту.

И это – дремота «всего наследственного привилегированного класса дворянства», в роковой час отшатнувшегося от своей же власти.

Хороша же власть, хороша же система.

А крестьянство? То самое, ради унижения и уничтожения которого большевики поколение спустя придумали коллективизацию, – оно каково в 1917 году, то есть ДО унижения и уничтожения? «Одна часть крестьянства спивается, другая разжигается неправедной жаждой к дележу чужого имущества». То есть: грабить награбленное. А потом будут, стало быть, и сами так же точно ограблены.

А церковь, церковь, которая должна же хоть дух противопоставить всеобщей порче? А церковь – «слаба, высмеяна обществом».

Я ни одного факта, ни одной оценки не беру «со стороны», только из собственного солженицынского же блестящего анализа, сделанного им для «Красного колеса».

Но тогда от имени Солженицына-художника, от имени Солженицына-историка хочу задать вопрос Солженицыну-публицисту: так что же, эта треклятая революция, принесшая на своем хвосте «коммунизм», какими-то особыми бесами к нам занесена? Какое-то абсолютное «Зло» прискакало к нам в Россию «через хребты и океаны»? Или это САМА РОССИЯ дошла до такого состояния в прежнем своем развитии, когда НИКТО не захотел либо не смог жить по-старому?

Первый том А. Солженицын венчает фундаментальной работой «Русский вопрос» к концу XX века», завершенной в Вермонте как раз перед возвращением в Россию. Это уже вам не отдельные «высказывания», это – концепция.

Концепция, кардинальная идея работы в общем виде: сейчас главное – сберечь русских как народ, прекратить растрату национальной энергии на пустые или чуждые задачи: «мировые», «европейские, „панславистские“ и т. д. Вечно совалась Россия в чужие дела, втягивалась в посторонние интриги, из-за чего внутри себя никогда устроиться не могла. Пора сконцентрироваться.

Такая „доктрина Монро“ на русский лад.

Отчего же, однако, вечная наша пагубная саморастрата?

Это и прослежено: от первых Романовых до последнего генсека, „самого неискреннего“, искавшего „как сохранить… коммунизм“, с „обычной большевицкой тупостью“ гнавшего страну в гибельное „ускорение“ и в результате „протоптавшегося, потерявшего семь лет“.

Насчет Романовых оставим в конце концов историкам, а вот про генсека кое-что и сами помним. Неискренний? Да. Тупость? Нет, извините, что угодно, только не это. Чуял опасность, боялся развала, оттого и крутился, и хитрил, и топтался, и „лгал во спасение“. За „ускорение“ хватался? Лишь как за соломинку, нам привычную: и себя, и нас успокаивал. Семь лет оттягивал решение? Допустим, что это плохо. Ну, сменили нерешительного на решительного; тот рискнул: отпустил цены. И что же? Опять плохо! Кругом „зверское, преступное…“

Я повторяю: Солженицын – художник, он факты не излагает, а освещает: тут главное – аура текста. Аура такая: есть Россия, и есть бесконечная свора „правителей“: тупых, лживых, глупых, хитрых, подлых. Других не бывает.

Хочется спросить: они что, с Марса, что ли, на нас падают? Не сами ли мы „правителей“ выдвигаем и терпим?

Нет, это „комиссары“ у нас на шее. А мы? Тут возникает что-то благородно анархическое, и однако с пристальной, влюбленной ненавистью к „вождям“, с проверяющим калькулятором на каждый их шаг. Упустила Елизавета Финляндию в 1743 году – зря упустила: надо было удержать! Шестьдесят лет спустя Александр I прихватил Финляндию – опять зря: нечего вешать груз на русские плечи! И так все: курочат большевики страну – подлецы; собирают страну – опять подлецы. Угробили миллионы людей ради химеры.

Простите: если коммунизм – химера, то сколько можно с химерой бороться? А что, идеей панславизма или православия черносотенного другие „правители“ не прикрыли бы такой же террор, который есть продолжение мировой войны? Где гарантия, что противники большевиков, приди они к власти в 1917 году, угробили бы меньше, – когда вооружены были все, и все рвались?

Да, плата за участие в мировой истории – смертельно велика. Ну, что, выйти из мировой истории? Как? Там же логика вакуума. Хотим мы этого или не хотим, нас ходом вещей „втягивает“ в „европейские дела“. А не втягивает нас, так „втягивает“ других – против нас.