Пробовала ему в чай сыпать успокоительные. Как он прознал, до сих пор не поймет. Но бил смертным боем. У детей начали дергаться веки глаз, начали трястись руки, стали плохо учиться. Бедная женщина нигде не могла найти защиты.
А тут уж видно, что сами Небеса сжалились над страдалицей. Муж умер, буквально захлебнулся в своем гневе, его как будто бы разорвало изнутри то зло, что только в нем сидело.
Похороны прошли как в тумане. Не было сил ни плакать, ни радоваться избавлению от мук.
Прошло время, дети подросли. Страх еще долго держал их душечки в своих тисках.
И вот в одну из очередных встреч, мы заговорили о ее умершем муже.
-А как вы думаете, где он сейчас находится?
-Сейчас посмотрим.
Повернувшись лицом к иконам, я начала читать заупокойные молитвы.
И сразу Господь показал место, где сидит ее муж.
Представьте себе, лист лотоса, только метров шесть в диаметре, бетонный и бордюр высотой около полуметра и шириной сантиметров тридцать. На бордюре, свесив ноги внутрь этого гигантского «блюдечка» сидит молодой мужчина. «Блюдечко висит в пустом пространстве, везде темно, густые серо-грязные тучи плотно окружают это «жилище» со всех сторон. Темень какая-то жутковатая. Нигде не видно лучика солнышка ни звездочки уж не говоря хотя бы о клочке земли.
Немного присмотревшись, я увидела, что бедолага внутри места своего обитания видит все, и что с другой стороны есть свет.
Чудны дела твои, Господи. По молитвам родных даже страшных условиях посылает хоть малюсенькое облегчение.
На краю «блюдечка» есть две бетонные стелы, выгнутые друг ко другу, как два полукруга снизу утолщенные, а дальше кверху сливаются, сужаются, становятся как бы стрелой. Высотой около двух-трех метров. На самой верхушке этого сооружения горит-сияет золотой толстый, весь усыпанный драгоценными камнями крест, около двадцати или чуть больше сантиметров. Сияние идет как от десяти церковных свечей.
Вот и все, что радует перешедшего от земной жизни в вечность.
Ему дали то, что хотел здесь. Самый умный, все его раздражали, ни друзей, ни родственников, ни семью не почитал и не уважал. Вот тебе и пожалуйста. Сиди себе сам вместе со своим эгоизмом. Чего заслужил, то и получил. Серафим Саровский сказал: «Люди если б вы знали, как Там хорошо, тогда б вы всякое страдание принимали бы с огромной радостью».
Весы.
У меня очень много знакомых и друзей с иных вероисповеданий. Я никогда и никому не навязывала свой христианской веры. Раз шли за помощью к моему Иисусу, значит, я Его и просила в молитвах о том или ином иноверце. Расскажу немного о новомученике Василии.
В восьмидесятых годах в Оптинской пустыне жил такой монах, в миру его звали Игорь Россель. И вот возле него постоянно находился «хиппи» Женя, который не верил ни во что, но очень много читал. Все искал истину.
«Словом, двое ненасытных читателей жили по братски, и никаких попыток обращения Жени в православие о.Василий не предпринимал».
Потом по прошествии почти трех лет Женя принял Бога.
Вот и я не навязываюсь никому со своими нравоучениями, если только кто-то не начнет расспрашивать.
Однажды один из истинных мусульман, долго расспрашивал о жизни после смерти.
-Чем вы можете доказать, что мы не умираем, а просто как вы говорите переходим в другое состояние?
-Давай так. У тебя кто-нибудь из сильно родных, умер?
-Да.
-Назови мне имя его.
Имя оказалось немножко сложноватым и я несколько раз повторила его вслух. Стала лицом к своему маленькому алтарю и начала молиться за упокой.
Даже не знаю, как описать увиденное, а что еще тяжелей, так это мысли: «Рассказать или не рассказать или рассказать, но не все?»
Темень кругом страшная, это даже не густые черные тучи, а сплошная темнота и густая как стена. Посредине в пространстве, как будто прибитые недвижимо висят детские весы те, на которых в роддоме взвешивают деток. Только эти весы большие, сделаны под взрослого.
И вот на этих весах, свесив ноги в темноту, сидит умерший отец. Рядом еще лежат какие-то тряпки. Человек может лечь, сесть и даже постоять, но только на весах.
Увидев меня, усопший сердито засопел и отвернулся. Вот это да!
-Ты чего отвернулся? Мысленно, но очень строго спросила я мужчину.
Он продолжал сопеть, надуваться, но не повернулся.
-Не нравится, что с тобой говорит женщина, ведь это не человек, тогда хотя бы ради сына твоего, стоящего рядом со мной, повернись. К тебе, что каждый день допускают посетителей? Я то уж точно больше не появлюсь.
Смотрю, медленно и очень уж важно поворачивается.
-Чего бы ты хотел?
Мужчина поднял руки и я увидела, как проекцию, большое стеклянное блюдо, на нем гора разных фруктов и большая красивая гроздь винограда. Старик взял гроздь в руки, поднял перед собой, начал любоваться. Попрощавшись со стариком мусульманином, я обратилась к сыну.
-Не поминаешь отца.
Тот сделав недовольное лицо, прогудел:
-Мы всегда, когда садимся кушать, поминаем всех своих умерших.