По мысли композитора, произведение не должно быть прямой иллюстрацией евангельского текста. Однако остро-напряжённая инструментальная драма вызывает ассоциации с каноническим сюжетом, а инструменты выступают в качестве «героев», «персонажей». Вслушайтесь в «мученическую» тему, которую ведёт виолончель. С ней связано движение скрытого сюжета этой «оркестровой драмы». Вторая тема связана с партией баяна – то приказывающие, то гневные созвучия, то тяжкие вздохи мехов. Третью тему, с интонациями древнерусского знаменного распева, ведёт певучий хор струнных: просветляющую, вселяющую надежду и вместе с тем надмирную. К ней примыкают цитата из Шюца (в 1-й, 3-й и 5-й частях) и нежная мелодия солирующей виолончели.
Партита развивается с непрерывным нарастанием: в первой части «мученическая» тема виолончели уступает надмирному звучанию цитаты из Шюца и хора струнных; во второй обе линии усиливаются, в третьей к ним добавляются суровые восклицания баяна. В четвёртой части особенно экспрессивно растёт тема мученичества – виолончель с поддержкой баяна. В пятой – «распятие» передаёт баян, а в конце тихо и искажённо идёт цитата «Жажду!». В шестой части все три основные темы звучат в напряжённой одновременности, приходя в конце к трагическому срыву. Наконец седьмая часть – эпилог трагедии, переход в сферу духовного созерцания. В противовес всем земным мукам блистают лучи надежды – грядущего Воскресения, и мир словно трепещет солнечными бликами. Софии Губайдулиной удалось создать произведение поистине высокого духа.
И всё-таки после трагических «Семи Слов» душа тянется к победной музыке Воскресения – к «Мессии» Генделя, к «Высокой Мессе» Баха, к мощным юбиляциям, к «Аллилуйя!». Как захватывает душу Санктус – мажорная вершина баховской Мессы! Едва ли найдётся другое произведение, с таким совершенством передающее величие и торжество Воскресения Христа, который «смертию смерть попрал». Будто за Семью Словами трагедии встаёт ещё одно, восьмое Слово – ВОСКРЕС, и выше, прекрасней этой музыки нет. Ибо Автор её – Бог.
Евангелие от Баха
Прошло немало лет после смерти великого Себастьяна, прежде чем музыковеды начали разбирать и изучать его рукописи. И странное дело до сего дня не утихают споры, где его почерк, а где – его жены Анны Магдалены. Сохранилось немало опусов композитора, переписанных, её рукой. А ведь у неё и без того дел хватало: на ней держался дом. Анна Магдалена была матерью четырнадцати детей и ещё воспитывала шестерых от первой, умершей жены Себастьяна. Но неделя подходила к концу, а партии новой кантаты не были переписаны. И Анна Магдалена отрывалась от домашней работы и бралась за перо. А когда муж исполнял в церкви св. Фомы свои кантаты, она вместе с кем-нибудь из детей торопилась послушать, говоря её словами, «главную музыку». Многие произведения знала наизусть задолго до их исполнения в Лейпцигском храме или городском саду, а то и в кофейне (в публичных местах звучали светские кантаты, такие как «Кофейная», «Крестьянская» или «Состязание Феба и Пана»).
Вы можете удивиться, почему я начал свои размышления о величайшем музыкальном гении, со слов признательности Анне Магдалене. Да потому, что каждого художника должен кто-то вдохновлять! Дело не в том, что она была помощницей и создавала мужу условия для работы, и даже не в том, что порой пела в церковном хоре его кантаты и хоралы, а в том, что их связывала Любовь. Анна Магдалена настолько прониклась духом творчества Себастьяна, настолько они стали едины во всём, что со временем это отразилось и на почерке.
Лаура и Петрарка, Беатриче и Данте… Примеры, насколько классические, настолько и условные. Вдохновляет – идеал, представление об идеале. За человеком стоит нечто большее. Главное. И это знал и чувствовал Бах.
Главным вдохновителем его творчества был Творец. Именно Ему посвящены почти все произведения композитора как благодарность за ниспосланный дар. И никакого тебе «дионисийского», оргиастически-буйного, или «аполлонического», созерцательного и односторонне-интеллектуального начала, о котором писал Ф. Ницше в «Рождении трагедии из духа музыки», видя идеал в достижении равновесия между этими полярными началами.
Равновесие – в неколебимой вере. В любви к Господу. И этим держится всё величие музыки Баха.
Нет, не успеет. Не готов
К воскресной службе. Запоздало
Он спохватился. Средь миров
Ещё кантата Себастьяна.
Она у Господа ещё;
Меж тем, как он впустую тратил
Часы и бился горячо
За лишний гульден в магистрате.
Вязанкой дров и мерой ржи
Хотели обделить. Доплатой
Заполнен день. А для души,
Для песнопенья, для кантаты –
Лишь ночь. Трепещет на губах
Молчанье. «Помоги мне, Боже.
Не успеваю, – шепчет Бах. –
Не успеваю… Ты поможешь?
Меня заботит не успех,
Не славы ласковые цепи
Мне б только, Господи, успеть
К воскресной службе в нашей Церкви.
Я не завидую другим
Живу Твоею благодатью.
Не знаю, кто диктует им,
Но мне диктует мой Создатель.
Не надобно иного мне –
Нет осияннее и выше
Отрады, чем, наедине
С Тобой Тебя, мой Боже, слышать!
И тяготы не тяжелы,
Когда ловлю, под небом, стоя,