Откровения для настоящих папуасов

– Да уезжать на два месяца посреди учебного года совсем не хотелось бы. Директору сейчас одной не справиться. Мы и так часть учеников в третью смену перевели. Как продлёнку, конечно. Маргарита Никитична сказала, что вы «чудеса» творите. Вот я и согласилась к вам обратиться.

– Екатерина Николаевна, Вы подождите в коридоре. Мы сейчас посоветуемся с коллегами – что можно сделать.

Мысли мои медленно и тяжело барахтались, не желая разворачиваться в доступные понятия. Я оглядел «коллег».

– Алексей, тут врачу нужно разруливать. Так что давай ты.

Козубовский замахал руками.

– Да ты что! Меня в этой школе как облупленного знают. Я ж в ней последние три класса заканчивал. А Екатерина Николаевна у меня литературу и русский вела.

– Неведомский где?

– Он в аэропорту остался дежурить. – Козубовский нахмурился. – И он не врач…

Я с видом обречённого тяжело вздохнул.

– Ладно, возвращайтесь в аудиторию. И не расходитесь, пожалуйста. Алексей, ты пригласи Екатерину Николаевну.

Всё время разговора с завучем я чувствовал себя старшеклассником, который притворился чудотворцем – притворился неумело и был разоблачён, а теперь так же неумело доигрывал дурную пьесу. Поэтому я начал без предисловий выгораживать и оправдывать свою недееспособность.

– Екатерина Николаевна, даже если применять передовые методы медицины (я сделал акцент на словах «передовые методы медицины») – на это тоже потребуется время, а у нас транзит до Москвы. Вам всё равно придётся проходить длительный курс лечения, а потом и реабилитации. – Мне хотелось выбежать из кабинета и спрятаться от строгого взгляда завуча где-нибудь подальше от школы. – У Вас приступы почечных колик уже были?

Екатерина Николаевна кивнула:

– В последнее время – каждый день. У меня и сейчас в боку сильно колет. Я уже две таблетка «Ношпы» выпила.

– Ну вот… Я постараюсь вам спазмы снять и их не будет недели две. Но лечиться всё равно придётся основательно.

Екатерина Николаевна покачала головой.

– Не утруждайте себя. Я Вас поняла. Тем более, что раздеваться мне не хочется. В школе сегодня прохладно. А я только после простуды.

– Раздеваться не придётся. Садитесь рядом со мной и закройте глаза.

Преодолевая внутреннее сопротивление я как штангист на помосте поднял отяжелевшие руки и кругообразными движениями прошёлся вдоль позвоночника, остановив на некоторое время ладони над областью печени.

«Кошмар какой! Ничего не чувствую».

– Пока всё. Какие ощущения?

В это время в дверь заглянул Козубовский.

– Евгений Васильевич, звонил Неведомский. Наш рейс объявили.

Екатерина Николаевна открыла глаза.

– Боль ушла. Только тяжесть осталась.

У меня возникло впечатление, что Екатерина Николаевна подыгрывает моему желанию поскорее закончить неприятную ситуацию, поэтому говорит только то, что я хотел бы услышать.

– Я сейчас попрошу своего сотрудника сделать для Вас специальный раствор…

Екатерина Николаевна, прерывая меня, подняла руку.

– Пожалуйста, ничего не нужно. – Она встала и подошла к окну. Внизу в ожидании меня собралась вся бригада отъезжающих и что-то громко обсуждала. – Скажите, Евгений Васильевич, а из Серёжи хороший врач получился?

Я с виноватым видом остановился на пороге и у меня наконец-то получилось честно ответить на вопрос:

– Из него может получиться хороший педиатр. Время, конечно, покажет. Но дети его любят.

Екатерина Николаевна кивнула.

– Да. Серёжа никогда не повзрослеет. Всего доброго Вам и… спасибо.

В аэропорту выяснилось, что наш рейс задерживается ещё на два часа, но в город никто не захотел возвращаться. Вся наша бригада «командированных экстрасенсов» столпилась у стойки регистрации, а я уединился у наполовину замёрзшего окна с видом на пустое взлётное поле. Мысли вяло текли. Они несли настроение уныния и постыдных воспоминаний. Но внимание не цеплялось ни за одну из них и весь процесс был похож на нескончаемый поток сточных вод по трубам канализации.

Я услышал знакомый голос. Рядом со мной остановился Неведомский:

– Похоже твоя голова вернулась на место?

Мне ничего не хотелось отвечать. Я так устал, что даже не испытал раздражения, что Жора так бестактно прервал моё одиночество.

– Хватит кормить элементалей скорби своей жизненной энергией. Вон у тебя уже круги под глазами. Пойдём лучше в буфет. Я попросил повариху заварить для тебя нормального чая. Сказал, что ты великий композитор и что у тебя только что триумфально провалился концерт перед местными чукчами. Не поняли они твоей великой музыки. Ладно, ладно, не дуйся. Буфет вон за тем углом.

Он взял меня под локоть и слегка подтолкнул. На сопротивление у меня сил не было.

После первого стакана горячего чая мне полегчало настолько, что я готов был выносить общество Неведомского ещё два часа.

– Ты уже въехал в тему чувства собственной важности?

Меня внутренне покоробило от предчувствия, что Неведомский вновь заденет какую-нибудь болезненную струну моих и без того расстроенных чувств.

– Да. Было как-то. Мишаня давал читать рукописный перевод.