Откровения для настоящих папуасов

Как я выяснил позже это была выдержка из лекции Гурджиева. Но тогда я этого не знал. Я сидел и отрешённо смотрел перед собой, а моя гостья испытующе пристально смотрела на меня.

– Дайка сюда.

Ведьмочка забрала у меня тетрадь.

– Вот послушайте… вы оба!!! Сашенька, руки убери, а то уйду и кина не будет…

Ольга сколько-то времени зачитывала информацию. Из неё мне запомнились лишь отдельные отрывки. Что-то про пробуждение. Что про человека как набор шаблонных нейрофизиологических и ментальных программ, которые сменяют друг друга, включают столь же отмеренные шаблоны эмоциональных проявлений. Человек, по сути, спит. Он действует как запрограммированная машина, лишая себя полноценного мироощущения и собственных свершений…

Мне показалось что я заснул или отключился. В общение меня вернул голос Саши:

– Это всё бихевиоризм чистой воды! Женька, ты что на лекциях Костецкого в таком же трансе находился?

Я поднял глаза и встретился с испытующим взглядом ведьмочки. Она некоторое время меня изучала, а затем удовлетворённо хмыкнула и забрала тетрадь.

– Ну, ладно, остальное дальше вкусишь, если себя не испугаешься…

В последующие дни я пользовался каждой возможностью чтобы встречаться с Ольгой в её кабинете. У меня появилось множество вопросов и я как губка жадно впитывал всю информацию, что удавалось от неё получить. В один из зимних дней она вошла в ординаторскую и громко хлопнула по столу папками.

– Ты слышал, что профессор Дорогин набирает группу для экспедиции на Средний Урал?

Я покачал головой.

– Ну да?! Сашенька тебе, конечно, не сказал. Вот жук! Дорогин сейчас в Алапаевске. Быстро собирайся и дуй к нему.

Я недоумённо нахмурился.

– Знаки, знаки, Женечка. Учись читать путеводные знаки. Помнишь – зов даётся лишь один раз.

Мне странным образом удалось посередине недели оформить отгулы и уже ночью в поезде до Свердловска я с ужасом понял, что еду «в никуда», что я по странной доверчивости к выходкам «истероидной особы» оказался в потоке совершенно дурацкой авантюры.

Я почему тебе так подробно рассказываю именно про этот период моей жизни, так как момент пробуждения у каждого человека является поворотным, судьбоносным и очень зыбким. Пребывая в своей жизни как во сне, человек не ещё может выбирать сам. Он заложник тех самых шаблонных программ и установок, что жёстко удерживают его в замкнутом круге привычного уклада: украл, выпил в тюрьму, украл, выпил – в тюрьму…

Сидя в полупустом, холодном, пропитанном унылой бесприютностью зале автовокзала я твёрдо решил не ехать ни в какой Алапаевск, а на первом же поезде возвращаться обратно. Здоровенный мужик в рваном полушубке, обложившись грязными баулами, громко и с каким-то упоением храпел.

– Слышь, мил человек, а купико ты у меня сигареток в дорогу дальнюю.

Я поднял голову и увидел рядом с собой плюгавого старичка. От его облика веяло глубокой, неизбывной провинциальностью. До сих пор не могу вспомнить его лица. Только жидкую бородёнку.

– Я не курю!

Ответил я грубо и поднялся чтобы идти обратно на вокзал.

– Эт правильно, мил человек. Может тогда «Шипру» купишь… ещё по старой цене. И запах бодрящий, на скус крепонькой и заразу на раз убиват?

Я чуть ли не обматерил горе-коммерсанта.

– Тогда хоть спичек купи. Таких нынче не мастырят. Эти и в мокроте горят.

Дедок выудил из матерчатой сумы коробок и сунул мне его под нос.

– Чирик всево-то. Токмо не бумажный. Железку давай.

Чтобы отделаться от дальнейших приставаний, я сунул торговцу монету в жилистую ладошку и торопливо запрятал коробок во внутренний карман лётного полушубка и торопливо направился к выходу. Дедок вдруг хрюкнул что-то неразборчивое мне в спину и будто ввинтил мне в уши звуковой шуруп:

– А до Алапаевска автобус на второй платформе. Как доедешь, шкандыбач к Напольной школе. Там тебя Лексей Борисыч ужо дожидатся.

Турникетная дверь туго прокрутилась за мной несколько раз и оставила один на один с морозной стеной рассветного воздуха, с завесой шума просыпающего мегаполиса и с грузом недоумения. Конечно я тут же вернулся, но старичок исчез. Маршрутный автобус до Алапаевска действительно стоял на второй платформе и горластая контролёрша торопила опаздывающих пассажиров занимать свои места.

В последствии я всегда удивлялся «странной» и всегда яркой особенности отклика Мироздания на столь же «странную» до «пугающей необъяснимости» попытку человека пробудиться к Его Действительности.

Когда меня трясло на ухабах завьюженной дороги, свой «пробуждающий толчок», свою попытку «пробудиться», я воспринимал как прыжок в тамбур последнего вагона, когда за мной с лязгом захлопывается невидимая дверь, спасая от неумолимого движения монолита убаюкивающей повседневности.

«Напольную школу» я нашёл без труда. За её входными дверьми сухонькая вахтёрша зыркнула на меня из под сбившегося платка и ткнула куда-то в сторону боковой лестницы холла.

– В икспидицию? Проходьте в кабинет труда. Тама ваши собираются.