Эцио сожалел, что времени на то, чтобы съездить дальше на север, в Милан, уже не оставалось. Но он держал оружие в хорошем состоянии — и клинки, и пистолет, и защитную пластину, — и времени, чтобы соблазнить Леонардо возможностью сделать их еще лучше, не было. Да и сам Леонардо сказал годом ранее, во время последнего осмотра оружия Эцио, что сейчас оно идеально.
Это ещё предстояло проверить на деле.
Во Флоренции Макиавелли поделился с ним новостями. В этот город Эцио по-прежнему вступал с грустью — терзали воспоминания о погибшей семье и лишении наследства. О его последней любви — первой и, если задуматься, единственной настоящей любви всей его жизни — Кристине Веспуччи. Двенадцать лет. Неужели она так давно умерла от рук фанатиков Савонаролы? И вот теперь очередная смерть. Макиавелли нерешительно рассказал, что вероломная Катерина Сфорца, разрушившая жизнь Эцио так же, как Кристина осветила её, умерла. Бесполезной старухой сорока шести лет, забытой и бедной, давно утратившей как жизненные силы, так и уверенность.
За всю свою жизнь Эцио не раз думал, что лучшая компания, на которую он вообще может рассчитывать, — это он сам.
Но у него не было времени, чтобы горевать или размышлять о собственной несостоявшейся жизни. Время летело быстро, наступило Рождество, и ещё многое предстояло сделать.
Наконец, в начале нового года в день святого Илария[6] Эцио был готов. Был назначен день отъезда из Рима, и в сопровождении Бартоломео Эцио собирался отправиться через Неаполь в южный порт Бари.
А в Бари он возьмет корабль.
ГЛАВА 4
— Бог с тобой, брат, — сказала Эцио Клаудия в его последнее утро в Риме.
Они встали ещё затемно, а на рассвете Эцио собирался уезжать.
— Позаботься обо всем, пока меня не будет.
— Ты во мне сомневаешься?
— Нисколько. Ты меня так и не простила за тот случай?
Клаудия улыбнулась.
— В Африке есть огромный зверь, которого называют «слон». Говорят, они никогда ничего не забывают. Так же и женщины. Не волнуйся, Эцио. Я за всем присмотрю до твоего возвращения.
— Или до назначения нового Наставника.
Клаудия оставила эту реплику без ответа. На лице у неё появилось беспокойство.
— Эта миссия… Почему ты едешь один? Почему так мало рассказал, зачем и куда едешь?
— В одиночку я буду передвигаться быстрее, — ответил Эцио. — Я оставил тебе бумаги отца. Распечатай их, если я не вернусь. Я уже рассказал тебе всё, что нужно знать о Масиафе.
— Джованни был и моим отцом.
— Но он возложил эту ответственность на меня.
— Ты сам возложил её на себя, брат.
— Я Наставник, — скромно ответил он. — Это моя ответственность.
Клаудия посмотрела на брата.
— Тогда безопасной тебе дороги. Не забывай писать мне.
— Не забуду. И не беспокойся за меня: пока я буду в Италии, между Римом и Бари, Барто будет сопровождать меня всю дорогу.
Но Клаудия по-прежнему выглядела встревоженной. Эцио тронуло то, что в сердце сильной и упрямой женщины, в которую превратилась его сестра, всё ещё остается любовь к нему. Его путь лежал через южные территории Италии, контролируемые Арагоной, но король Фердинанд помнил о своем долге перед Эцио.
— Тебе не следует волноваться, — сказал он, будто прочитав её мысли, — со мной ничего не случится, пока я не сяду на корабль. А потом… Мой путь лежит так далеко на север, что я могу не волноваться о пиратах. А после Корфу мы обогнем греческий полуостров.
— Я больше беспокоюсь о благополучном завершении дела, которым ты намереваешься заняться. Не то что бы я не беспокоилась о тебе…
— Правда? Спасибо.
Она улыбнулась.
— Ты знаешь, о чем я. После всего того, что ты мне рассказал — а видит святая Вероника, ты сказал мне лишь малую часть — для нас будет важно, чтобы всё закончилось хорошо.
— Поэтому я и уезжаю. Пока тамплиеры снова не набрали силу.
— Чтобы перехватить инициативу?
— Что-то вроде.
Клаудия обхватила ладонями лицо брата. Он видел её в последний раз. В свои сорок девять она всё ещё оставалась поразительно красивой, темные волосы не потеряли своего цвета, а сама она — своего вспыльчивого характера. Иногда он жалел, что после смерти мужа она не нашла себе другого мужчину. Но она всем сердцем была предана детям и работе и не делала секрета из того, что ей нравится жить в Риме, который под управлением Папы Юлия снова стал многонациональным городом и настоящей Меккой для верующих, артистов и художников.
Они обнялись, и Эцио вскочил в седло, встав во главе небольшой кавалькады. Его сопровождали пятнадцать всадников под командованием Барто, который уже сидел верхом. Его могучий конь нетерпеливо бил копытом, желая отправиться в путь. Так же с ними ехала повозка с продовольствием. Всё, что нужно было самому Эцио, умещалось в две кожаные сумки. «Добуду необходимое по пути», — пояснил он Клаудии.
— Это ты умеешь, — криво усмехнувшись, ответила сестра.
Усевшись в седло, Эцио поднял руку и развернул коня. А потом бок о бок с Барто поехал вниз вдоль восточного берега реки, прочь от штаб-квартиры ассассинов на острове Тиберина, к городским воротам, а оттуда — по дороге на юг.