Откровения маньяка BTK. История Денниса Рейдера, рассказанная им самим

Рейдер рассуждает о типичных «признаках серийного убийцы», так называемой триаде Макдональда: энурез после пяти лет, пиромания и жестокое обращение с животными. Однако теория триады, возникшая в 1963 году, не получила достаточного подтверждения. Криминальный психиатр Дж. М. Макдональд заметил в своей публикации «Угроза убийства», что такое поведение (наряду с остальными) часто отмечалось у его самых агрессивных, садистических пациентов. Он сравнил 48 пациентов с психозами и 52 пациента без психозов, которые пытались совершить убийства. Макдональд не считал, что его исследование имеет прогностическую ценность; его выборка была слишком маленькой и нерепрезентативной. Однако другие ученые решили, что постулаты Макдональда стоит проверить.

Команда психиатров поделила 84 преступника, сидящих в тюрьме, на две группы: неагрессивные (53) и агрессивно-жестокие (31). Исследователи утверждали, что сорок три человека из группы жестоких преступников демонстрировали один или два признака из триады, а сорок пять – все три. Их исследование тоже было нерепрезентативным и плохо продуманным. Когда другие попытались повторить его на рандомизированных группах, результат получился даже не близким. Тем не менее некоторые криминологи продолжают применять теорию триады, относя ее в первую очередь к серийным убийцам, а в литературе эта связь – случайная! – считается чуть ли не обязательной. Некоторые жестокие преступники действительно увлекались поджигательством, издевались над животными или писали в постель после пяти лет, но ни в одном качественно разработанном исследовании триада не проявилась в большинстве случаев. Рейдер демонстрировал только один признак – жестокость к животным.

«Я пошел в школу в 1951-м – школа была старая, деревянная, и там учились все восемь классов. Мою учительницу звали мисс Салливан. Я влюбился в нее. Она была привлекательная, очень хорошо учила и с пониманием относилась к нам. Помню, она занималась со мной дополнительно, потому что у меня были проблемы с обучением. Папа тоже отставал по правописанию и математике, но он интересовался историей и спортом. Он работал на двух работах и мало времени проводил с нами, но его наши оценки интересовали куда больше, чем маму.

Во втором классе у меня начались проблемы с длинными словами. До сих пор мне часто приходится проверять сложные слова по словарю. Тогда в школе учили звуковому письму, а не орфографии, и мне было особенно тяжело. Я хотел, чтобы родители больше уделяли мне времени, занимались со мной, потому что это отражалось на моих оценках. Я стал стабильным троечником. Я неплохо показывал себя на рисовании, но отставал по английскому, математике и естественным наукам. (До сих пор мне нравится учить слова, писать и решать примеры по математике.) Для меня игры или фантазии были важнее домашних заданий. Домашние задания я всегда откладывал на последний момент.

Ребенком я был очень застенчив – почти до двадцати лет. Мама тоже была стеснительная, мне кажется. Она не любила скопления народа, не любила быть в центре внимания. Папа был более общительным, открытым. Я сильно боялся сцены, боялся выступать. Помню, в 1954-м, когда стала популярна научная фантастика, я написал рассказ «Сумасшедший ученый» и получил за него третий приз. Там было что-то про супербомбу, кажется, нейтронную, которая уничтожит не всех, а только плохих людей. Проблема заключалась в том, что мне надо было прочесть рассказ перед всем классом. Это было для меня нелегко. Я по сей день считаю, что отставание в учебе, стеснительность и неловкость впоследствии привели меня на темную сторону.

Я не знаю, какой у меня IQ. В старшей школе я освоил арифметику, но только после дополнительных занятий. У меня проблемы с правописанием. Я был «худшим в мире» по нему. Все равно мне кажется что я достаточно умен и обладаю здравым смыслом и самоконтролем.

С девочками у меня в начальной школе не ладилось. На вечеринках я стоял у стенки. Когда мы еще жили на Сентрал и Мэдисон, у меня появилась первая подружка. Потом, во втором-третьем классе, «ТБ» стала следующей. Я провожал ее до дома и носил ее книжки. Она разрешала мне играть с ее собакой, пекла для меня печенье, но была скорее пацанкой. Внешне она ничем не выделялась, но мне нравилась. Когда ее семья переехала, мое сердце было разбито.

Я знакомился с девочками в церкви, в воскресной школе. Одна из них, «СБ», о, я по-настоящему влюбился в нее. «Щенячья любовь» в раннем возрасте, около десяти лет. Она была дочерью церковного пастора. Мы встречались с ней дома, вечерами. У них в подвале была комната, где мы играли в настольные игры, в карты и смотрели телевизор. При каждой возможности я старался остаться с ней наедине. Мы обменивались подарками на Рождество, дни рождения и праздники. [Став взрослым] Я все еще помню, какой она была очаровательной. Я вел дневник и писал про каждый вечер, проведенный с ней. Когда они переехали в другую церковь близ Канзас-Сити, я долго плакал. Мне казалось, я теряю всех девочек, которые мне нравятся.