Откровения маньяка BTK. История Денниса Рейдера, рассказанная им самим

Я работал в сварочной мастерской с 13 до 16 лет (важные годы с тройками). У меня были фантазии о дочках хозяина мастерской, или то, что я называю беспокойной щенячьей любовью. Старшая дочь, «Дж. Л.», училась в старшей школе Вэлли-Сентер. Она подвозила меня до дома. Я быстро перекусывал и ехал на велосипеде в мастерскую. «Дж. Л.» сводила меня с ума – она тоже была пацанкой, но потом преобразилась, стала носить узкие юбки, чулки и белые трусики. Я был подмастерьем, первогодком в старшей школе, и на уроках мы с ней не пересекались. Миссис Л. тоже сводила меня с ума. Летом она ходила в обтягивающей футболке. Она была загорелая и отлично выглядела. Наверное, мои мысли были как у всех нормальных парней. Опять эта коробка с печеньем – можно смотреть, но брать нельзя. Но ведь там еще горячее печенье с шоколадом!

Я нуждался в хорошей наставнице в сексе, в девушке. Я не ходил на свидания, потому что был слишком занят. Я начал работать в «Ликерс» мальчиком на побегушках, разбирал пустые бутылки в пункте приема стеклотары. Если туда заходила привлекательная женщина, мы все, мальчишки, выглядывали по очереди на нее посмотреть.

Я много играл возле реки. Там был мост, который вел к отцовскому заводу, – автомобильный и одновременно железнодорожный. Я приходил к мосту один, в темноте или в сумерках, связывал [себя] и душил веревкой. Если кто-то проходил мимо, я делал вид, что рыбачу. Я до сих пор ощущаю тот запах дерева и жар железнодорожных рельсов.

Один случай произошел примерно в 1957–1958 годах. К северо-западу от нашего дома, у реки, была заброшенная ферма с амбаром и силосной башней. Как-то раз один хулиган со своей компанией связали меня и моих друзей и оставили в башне. Они поднялись по лесенке, дразня нас и кидаясь сверху камнями. Ферма принадлежала родителям того хулигана, и они предупреждали нас не заходить туда. Но от того, что нас связали и угрожали, у меня возникло возбуждение. Башня была высокая, походила на тюрьму – и потому тот случай мне особенно запомнился. От полной беспомощности я сексуально возбуждался. Позднее мне все время хотелось потихоньку проникнуть туда и испытать то же самое еще раз.

Когда мы собирали шнурки и лески, я научился вязать узлы, со временем я развил эти навыки, будучи бойскаутом. Я освоил свой любимый выбленочный узел, а также двойной полуузел, квадратный и бантовый узлы. По мере увлечения бондажом в дело пошли веревки, канаты, ремни, скотч, цепи, разные устройства и пластик. Со временем я увлекся петлей висельника – вероятно, из-за вестернов и детективов и фильмов про хулиганов. Я использовал его на мелких животных, чтобы усилить свое сексуальное возбуждение, еще до десяти лет или когда мне исполнилось десять. Потом я использовал его для самоэротики [удушения], почти лишаясь чувств. Я оборачивал шею простыней или полотенцем, чтобы не появлялось красных следов и царапин, и всегда оставлял возможность освободиться, но узел затягивал туго и вешался так, что пальцы ног едва касались пола, либо делал шаг со ступеньки, и сразу наступало сексуальное удовлетворение.

В нашем доме 4815 на Сенека-стрит мы играли в бывшем курятнике. Там у меня случился важный сексуальный опыт. Ребенком я часто садился в отцовский «Форд» и притворялся, что веду машину. И однажды я нашел там журнал. Его купил отец. В журнале была статья про Харви Глатмена и фотографии с его связанными жертвами».

Рейдер, скорее всего, увидел номер «Фронт-Пейдж Детектив» от февраля 1959 года. Он схватил журнал: на обложке была перепуганная женщина, крепко связанная и с кляпом во рту. Статья про нее называлась «Помешанный на сексе фотограф и его кладбище моделей».

«Это были именно те образы и тема, о которых я фантазировал. Старый курятник стоял совсем близко, я держал там веревки и крючья и кое-какую мамину одежду. Я взял одеяло. Я читал статью и мастурбировал на одежду, которую прятал.

Женщины на фото знали, что умрут. Глатмену нравилось связывать их голые ноги над коленями, а руки за спиной. Он пропускал им через рот перевитые тряпки вместо кляпов. Одна женщина была только в узких белых трусиках; она лежала на одеяле, связанная над коленями, по щиколоткам и по рукам, еще одна веревка была на талии.

Девушка в белых трусиках в пустыне – это меня по-настоящему завело. Трусики возбуждали меня. Они были из мягкого шелка, как те ленточки, которые я любил гладить, – у моей бабушки, тетки, мамы, из того материала, который я нашел у мамы в спальне, на трусиках, которые она припрятала для отца. Глатмен ребенком тоже играл с веревками и так удовлетворял себя».