Читаем Откровения молодого романиста полностью

Подмундштучник, уставленный клепсидрочками, шейки-талии модильяниевские, вовнутрь залито неведомое зелье, выстроены в два ряда по десять колбочек на каждом, и в каждой колбочке навершие не одинаковой высоты с соседними, как будто крошечные монгольфьерки хотели бы улететь, но не пускают их балластные шарики. Сервиз для зачатия Ребисов, беззастенчиво, у всех на глазах. Зал, отведенный стеклу: я вернулся на круги моя. Опять зеленые бутылки, угощение садиста, дегустация квинтэссенций отравы. Бутылочноделательные железные машины, открываются-закрываются двумя рукоятями, если чье-то вместо бутылки заложат туда запястье? Хряп, так и употреблялись все эти клещи, скальпели, ланцеты, кривоносые щипцы для засовывания в сфинктер, в ухо, в матку, чтобы вытаскивать плод, толочь его свеженьким с медом и с перцем для утоления жажды Астарты… Зал, по которому я странствовал ныне, имел широкие витрины. Повсюду я чуял рубильники, нажми который — и завращаются винтообразные шила, неотвратимо, по направлению к глазу жертвы, «Колодец и маятник» По. Копировал неупотребимые машины карикатурист Гольдберг. Отсюда взялись и пыточные снаряды, на которые костыльеногий Биг Пит привязывал Микки-Мауса, как, например, трехшестеренная передача — шедевр возрожденческой механики.

Изобретатели Бранка, Рамелли, Дзонка… Все у них заготовлено. Ожидают только условленного знака. Все на глазах у всех.

План был абсолютно гласен, только никому это в голову не приходило. Скрежещущие челюсти готовились пропеть хорал победы. Оргия ртов, сведенных к единому зубу, приболченных друг к другу, заболтанных в тиктакном бултыханьи, вываливающих клыки и резцы на землю из металлических лун. Вот наконец я оказался напротив emetteur a etincelles soufflees, передатчика, запроектированного для Эйфелевой башни в целях сверки сигналов точного времени между Францией, Тунисом и Россией. Провэнские тамплиеры, павликиане и фесские ассассины (Фес не в Тунисе, ассассины были в Персии, но это придирки; не до ненужных тонкостей, когда живешь в Утонченном Времени). Я уже видел эту громадную машину, ростом больше меня, стенки которой изъязвлены отверстиями, заслонками, засосками. Кто-то еще сказал: «Напоминает радиоприемник». Да знаю я ее, пробегал мимо нее сегодня. Бобур! Культурный центр Помпиду! Боже мой, прямо перед носом. Ну точно. К чему иначе было громоздить громадную коробку в центре Лютеции (Лютеция — морской вокзал подземного океана). В центре, который некогда именовался чревом Парижа. Опутывать здание хоботами воздуховодов, наглой кишечной требухой. Ушную раковину Дионисия бесстыдно выставлять во внешнее пространство и испускать ею утробные звуки. Отправлять послания, сигналы в середину земли, откуда они изблевываются обратно — последние известия из Ада? Сперва Консерваторий, лаборатория. Потом Эйфель — поисковая вышка. И наконец, Бобур — универсальный приемопередатчик. Так я и поверю, что водрузили этот колоссальный вантуз для ублаготворения немытых студентов, которые приходят послушать последний диск через японский наушник! О, до чего сработано хитро, и абсолютно все на глазах. Бобур — это вход в подземельное царство Агарты, заповедище Рыцарей Интернациональной Синархии. А все прочие — два, три, четыре миллиарда прочих — не имеют ни о чем понятия, или стараются не иметь.

Определение через перечень свойств vs. определение по сущности

Гомер описывает щит Ахилла как форму, поскольку знает, как устроена современная ему жизнь; он же ограничивается перечислением греческих воинов, поскольку не знает их точного числа. Таким образом, можно предположить, что определение через форму характерно для зрелой культуры, которая познала мир и преуспела в его исследовании и описании. Тогда как описание через список присуще примитивным культурам, которые пока не определились с видением мира и пытаются исчислить максимально возможное количество его свойств, не усматривая меж ними иерархической зависимости. Далее мы увидим, что до определенной степени наше предположение можно считать верным, — хотя перечни можно встретить и в литературе Средних веков (когда считалось, что богословские суммы и энциклопедии исчерпывающе описывают форму материального и духовного мира), и в периоды Ренессанса и барокко (когда форма мироздания определялась новейшими открытиями астрономии), и особенно в периоды модернизма и постмодернизма. Давайте же для начала рассмотрим первую часть проблемы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза