Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945

– Пожалуйста, не называйте меня все время мадемуазель. Зовите меня мадам, – сказала Симона.

Мадам было двадцать четыре года, и выглядела она необычайно миленькой. Ее муж был пилотом гражданского самолета, но погиб во время грозы над Пиренеями. Молодая вдова была из благородной семьи и сейчас изучала медицину. Когда мы трое начали выдавливать из себя французские слова, чтобы поддержать беседу, она облегчила нашу задачу.

– Говорите по-немецки. Я с удовольствием послушаю и поговорю на вашем языке.

Мы рассмеялись, и молодая женщина вместе с нами. Симона давала комментарии к каждому блюду, которое нам приносили. Мы переходили от лука к Гитлеру, от Гитлера к войне и от войны к нашему будущему.

– Мне нравятся немцы, – заметила Симона, – но Германия проиграет войну.

Мы перестали есть и с недоумением взглянули на девушку.

– Англичане и американцы скоро высадятся во Франции. Так они говорят.

Мы улыбнулись этой наивности.

– Вы никогда не слышали об Атлантическом вале? – спросил Вернер, не ожидая услышать положительный ответ.

– Да, это укрепления для нескольких орудий. Много бетона и гораздо больше вымысла.

Вернера это явно задело.

– Откуда вы взяли? Вы же не видели Атлантический вал.

– О нем так говорят. А вы видели его?

Это был трудный вопрос, потому что мы тоже никогда не видели укрепления близко, хотя часто летали над ними сотни километров вдоль побережья. Вернер закусил губу.

– Да бог с ним! – Симона подняла свой бокал. – За окончание войны и возвращение мирных времен.

– Аминь! – отозвался Ульрих.

Куда нам теперь идти, вот в чем был вопрос. Ульрих предложил устроить вечеринку в нашем номере.

– Пойдемте выпьем чаю у меня дома, – предложила Симона.

Мы не могли отказаться от такого предложения и последовали за ней.

Когда мы с легким удивлением подошли к небольшой вилле на окраине городка, мадам остановилась:

– Когда войдете, вы должны обещать мне прислать большую и красивую картину для моей галереи.

Мы беспомощно переглянулись, поскольку явно не рассчитывали на такую нечестную просьбу.

– Входите.

Мы вошли в просторную, со вкусом декорированную гостиную, на стенах которой висели, наверное, две дюжины фотографий летчиков, вставленных в аккуратные рамки и расположенных рядом друг с другом.

– Спросите любого из тех, чью фотографию я здесь повесила, и он расскажет вам о Симоне.

Все это было очень любопытно. Под верхним рядом портретов британских и французских летчиков висели снимки хорошо известных немецких пилотов. Рыцарские кресты под крестами ордена Виктории. В нижнем ряду были пустые рамки.

– В эти я тоже собираюсь вставить портреты. Это будут англичане и американцы, которые вскоре придут сюда, чтобы освободить Францию.

Наступило неловкое молчание.

– И все-таки я всех вас люблю, – продолжала Симона, – французских, английских, американских и немецких летчиков. Когда передают сообщения о сбитых самолетах, я часто плачу, потому что вам приходится убивать друг друга.

Симона сразу стала для нас загадочной. Почему ее, молодую миловидную женщину, так интересовали эти люди, которых она часто оплакивала?

Пока мы стояли возле фотопортретов, она словно прочитала наши мысли.

– Он любил небо гораздо больше, чем меня. Но он разбился. Во имя его я люблю самолеты и всех людей, живущих небом так же, как жил он.

Мы молча сели в кресла, испытывая к хозяйке глубочайшее уважение. Она завоевала наши сердца.

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Эта тема слишком грустная! Давайте развлекаться!

Вдруг распахнулась дверь.

– Это Даниэль, моя подруга, ее мать была немка. Благодаря Даниэль у меня дома всегда полно гостей. Она большая любительница веселья.

Мы галантно поднялись, инстинктивно воодушевившись, когда живая, темноволосая девушка впорхнула в комнату. Симона представила нас гостье.

– Даниэль не так больна самолетами. Она предпочитает летчиков. – Хозяйка повернулась к своей подруге: – Пожалуйста, никакой политики, Даниэль. Я пока пойду приготовлю чай.

Девятнадцатилетняя девушка скорчила гримаску:

– Ты говоришь прямо как моя прабабка. «Я пока пойду приготовлю чай». Фу!

Симона ушла, а мы стали слушать музыку. Даниэль смеялась и пела. Индивидуальность девушки, наивная непосредственность поведения делали ее еще более привлекательной. Вскоре вернулась Симона и принесла чай. Мы танцевали и смеялись. Жизнь была прекрасна.

Вдруг Даниэль бросилась к радиоприемнику: Би-би-си передавала выпуск новостей. Словно погрузившись в молитву, девушка опустилась на колени перед динамиком, когда короткие удары барабана с тревожной последней нотой пронеслись по комнате.

Стоя на коленях, Даниэль сжала свои кулачки и, казалось, задрожала, хотя мы и не могли видеть ее лица. Хрупкое тело девушки подалось вперед, и пряди длинных темных волос соскользнули с плеч и повисли. Мы затаили дыхание, потому что волнение, с которым Даниэль ждала сообщение диктора, заставило заинтересоваться новостями и нас.

Вдруг девушка начала что-то шептать, а когда снова раздались удары барабана, произнесла в полный голос:

– Свободу Франции!