Откровения соблазна

Внезапно на ее спину легла теплая рука – и под ней тугой узелок напряжения моментально исчез. Тринити захотелось нырнуть в это тепло, позабыть о реальности, закрыть глаза… Вот только это была рука Ретта. Ему нельзя доверять. После только что увиденного доверять нельзя никому, ведь переснятая фотография – явно из ее дома. И Тринити заставила себя выпрямиться и отойти на шаг. Ретт по‑прежнему стоял рядом – и его близость одновременно притягивала и пугала. Наконец, не в силах больше прятать взгляд, она посмотрела на него. Ретт смотрел на экран ее телефона – и Тринити внутренне сжалась, не желая открывать ему эти сплетни, хотя и понимая, что кто‑то наверняка ее опередил. Однако его слова стали для нее ударом.

– А вы начали охотиться за золотишком с юности, да?

* * *

Ретт ощутил, как Тринити напряглась – казалось, она пытается защититься от всего мира, обрушившего на нее обвинения. Обычно он не действовал так резко, но сейчас ему нужно было понять намерения Тринити, какими бы они ни были.

Брошенные им слова должны были расцениваться как неумелая шутка, но на лице девушки появилась такая боль, что Ретт ощутил неудобство. Такого ему не доводилось испытывать прежде. Спустя несколько секунд он понял, что сожалеет о сказанном.

– Откуда они берут эту чепуху? – сдавленно произнес он, удивляясь самому себе. Так не было задумано – он должен нажимать сильнее, а не утешать Тринити. Но казалось, он не в силах продолжать. – Люди видят только то, что хотят видеть.

Ретт произносил эти слова тысячу раз Крису, объясняя, почему кто‑то может безнаказанно дурачить остальных снова и снова. Каждый видит правду по‑своему. Сейчас же, сказав это Тринити, он погладил ее по спине, но тут же заставил себя отступить. На ладони осталось ощущение ее теплой, шелковистой кожи. Что он только что сказал ей? Зачем? Были ли эти слова очередной попыткой втереться ей в доверие или ее боль зацепила его по‑настоящему?

Наконец Тринити отвела от него грустные глаза, и можно было сконцентрироваться на фотографиях, что по‑прежнему красовались на экране телефона. На первой она выглядела такой невинной, юной, полной энтузиазма – у Ретта защемило сердце. Но похоже, что она понимала, какой необычной была их дружба с Майклом. Воспользовался ли он ее доверчивостью и стал для нее кем‑то большим, нежели другом? Наверняка да – за столько лет. Тогда отчего он столь внезапно на ней женился? На фотографии Майкл излучал уверенность – и еще казалось, они с Тринити удивительно гармонично смотрятся вместе, отчего Ретт внезапно ощутил прилив ревности. Почему вообще Майкл решил подружиться с девочкой – воспитанницей приюта, на десять лет младше себя?

И тут Ретт заметил нечто странное – и, наклонившись, вгляделся в фотографию, решив, что это причудливая тень. Изображение было плохого качества – по‑видимому, несколько раз переснято, – но ему показалось, что у линии роста волос на лбу Тринити змеился уродливый грубый шрам. Инстинктивно он потер пальцем экран.

– Что это?

Тринити вздрогнула, и Ретт понял, что своим вопросом попал в больное место, однако решил не отступать – в прямом и переносном смысле. Хотя у него и не было четкого понимания того, зачем именно он стоит так близко к Тринити – чтобы еще больше ее смутить или просто потому, что ему так хочется.

– Сколько я себя помню, люди что‑то придумывали обо мне, чтобы потешить свое самолюбие, – сказала она, не ответив на его вопрос. Голос ее, поначалу дрожащий, постепенно набирал силу. – Наверное, для них это интереснее, нежели скучная правда.

– Сомневаюсь, что в вас есть хоть что‑то скучное, – возразил Ретт, понимая, что комплимент его, призванный польстить девушке, пожалуй, отражает его истинные мысли.

Он не мог отвести взгляда от шрама на фотографии – красного и отчетливого, полускрытого волосами, но все же заметного. Быстро посмотрев на Тринити краем глаза, Ретт убедился, что на гладкой коже ее виска не осталось ни малейшего следа – странно, как такой след мог исчезнуть сам по себе. Словно почувствовав, куда он смотрит, Тринити повернулась – теперь взгляд ее был устремлен в боковое окно.

– Вы не ответили на мой вопрос, – произнес Ретт.

Тринити резко встала, отодвинув стул.

– Это был несчастный случай, – холодно произнесла она.

Она пересекла комнату – походка ее выглядела скованной и какой‑то деревянной, – подошла к столу и уперлась в него ладонями. Ретт понял, что ей хочется отстраниться от него, но вместе с тем она не ушла. Почему? Повинуясь неясному инстинкту, он приблизился к ней снова, зная, что пресекает ту невидимую черту, за которой Тринити чувствует себя комфортно. Пристально вглядываясь в нее, он ждал – зная, что реакция скоро последует.

– Какой несчастный случай?

В этот миг ему показалось, что Тринити вспыхнула гневом – и это удивило его и еще больше заинтриговало.

– Почему я должна вам это рассказывать? – выпалила она. – Вы используете это против меня, как и все остальные.

Ретт понимал, что должен бы возмутиться ее предположением – но не мог, ведь Тринити попала в точку. Именно затем он и приехал.