Как нас уведомили, вот уже двое суток наша группа должна снабжаться с воздуха, однако до сих пор мы в глаза не видели ни единого самолета. Я вновь передаю по радио донесение об обстановке и настоятельно прошу доставить боеприпасы. В это время батальон Вюнше постепенно приближается к Алексеевке. Успеет ли он?
Я с удрученным видом стою в каком-то школьном классе среди моих раненых товарищей. Они полностью в курсе обстановки и умоляют меня не оставлять их русским. Ищу глазами доктора Г., нам с ним хорошо известно о судьбе наших раненых, попавших к Советам. Мы помним леденящую душу картину — полный трупов госпиталь в Феодосии в Крыму, захваченный русскими. Они выбрасывали раненых голышом на мороз из окон, а потом поливали их водой. Когда мы вновь отбили у противника госпиталь, обнаружили во дворе свыше 300 обледенелых трупов.
Доктор Г. пожимает плечами, качает головой и отворачивается. У меня буквально сердце разрывается, когда я слышу мольбы моих бойцов. Как быть? Когда я отдаю приказ выдать раненым пистолеты, на их лицах я вижу явное облегчение. Лучше уж быть в гуще атаки, под пулями, чем еще разок провести подобную беседу.
Низко нависают облака. До нас доносится шум двигателей, из чего мы понимаем, что русские ищут нас. Внезапно на небе видим мелькнувшую тень — «Хе-111». Неужели спасение? Несколько минут спустя самолет снова на бреющем проносится над Алексеевкой. С неба летят контейнеры, однако уцелел лишь один из них. Остальные, то есть большая часть, разбиваются о замерзшую землю.
У меня падает сердце. Полученное горючее мы быстро распределяем среди штурмовых орудий и боевых машин разведки. Если уж придется погибать, то, по крайней мере, будет на чем уйти от русских в степь и подпортить им радость победы. Без боя мы не сдадимся!
В радиодонесении я на всякий случай прощаюсь с теми, кто слушает нас, прослеживая наш путь по карте. Вглядываюсь в лица солдат и с удивлением отмечаю заинтересованность на них, едва ли не любопытство. Ни страха, ни фанатизма. Они просто всерьез воспринимают мои слова. Объяснив цель атаки, забираюсь на машину. Может, это последняя наша совместная атака? Мы неторопливо выезжаем к центру села, мимо развалин, мимо могил наших боевых товарищей. В нескольких сотнях метров мы видим бегущих красноармейцев. Они сейчас могут позволить себе удрать от нас — дело в том, что у нас жуткая нехватка боеприпасов, да и артиллерии нет и в помине. Похоже, русские и не думают, что мы способны контратаковать их. Между тем миновал полдень. Вьюга чуть утихла, сквозь облака боязливо прорываются лучи солнца. Интересно, как поведут себя остающиеся у нас в тылу русские, решись мы сейчас атаковать в восточном направлении?
Наш бронетранспортер стоит посреди прямой как стрела улицы, проходящей через все село как раз до изготовившихся к бою русских. Я планирую на полной скорости врезаться в русских и таким образом вогнать имеющуюся у меня в распоряжении бронетехнику в глубь их исходных позиций.
Именно тогда мы можем рассчитывать на успех, если молниеносно вклинимся в их оборону и вдобавок сумеем удержаться в течение ближайших суток. Я рассчитываю за эти сутки разделаться с русскими, засевшими западнее Алексеевки, и дождаться прорывающегося к нам Вюнше.
Низкорослый казак, не покидающий меня от самого Ростова-на-Дону, указывает на группу русских, собравшихся позади своих. Повсюду темные точки. Короче говоря, мы по уши в дерьме!
Считаные секунды отделяют нас от великой неизвестности. Наш водитель, выжав сцепление, поигрывает акселератором, отчего гул двигателя становится басистее. Бронетранспортер медленно трогается с места. По обеим сторонам улицы продвигаются штурмовые орудия, оставляя позади развалины села.
Скорость нарастает. Полугусеничный тягач и бронетранспортер обгоняют штурмовые орудия. Задача орудий — огневая поддержка легкой бронетехники. Мы в авангарде нашей атакующей колонны. И высокая скорость неизбежно собьет с толку русских. По броне хлестнули автоматные очереди. Я вижу перед собой лишь эту никак не желающую закончиться улицу и продолжаю наращивать скорость. Из-под гусениц разлетается снежная пыль — наша техника уподобилась вспенивающим морскую воду крейсерам. Клином вонзившись в позиции русских, мы стремимся разметать их ряды. Прямо перед нами на улице тяжелый миномет. Вперед! Ни в коем случае не останавливаться! Наша задача — смять исходные позиции противника.
Я напрягаюсь от страшного удара по броне. В нос ударяет едкий запах гари. Еще удар сотрясает бронетранспортер, заставляя его остановиться. Наш водитель, роттенфюрер Небелунг дико вопит. Рядом со мной вспыхивает пламя. Я бросаюсь наружу через башню и рместе с Михелем падаю прямо в продавленную гусеницами и колесами колею. Но доносящиеся из машины крики вот-вот лишат меня рассудка. Ползу вперед — надо помочь водителю. По-видимому, толстая зимняя куртка, зацепившись за что-нибудь внутри, не дает ему выбраться — я вижу, что крышка люка откинута. И вдруг чувствую, что кто-то удерживает меня за ногу. Михель тащит меня назад, крича: