Откровения телевидения

ли», а, скорее, таких современных балетов, как «Легенда о любви» или «Спартак». Тот же художественный метод.

Постановщики раскрывают музыку Чайковского — композитора

XIX

века —

хореографическим языком нашего времени. Здесь не возни

кает стилистического несоответствия музыки и танца. Балетмейстеры проявляют хороший

вкус и чувство меры. В танцевальном тексте этого

фильма органически сочетаются классическое совершенство форм и

современная нервность линий.

Экспрессивность хореографического рисунка, графика поз, изощренная

виртуозность танца — этими определениями обычно характеризуют

современный стиль. Но именно и экспрессивность, и графика, и вирту

озность, как ни общи и банальны эти эпитеты, составляют сущность стили

стики «Ромео и Джульетты».

Хореографы не стремятся осовременить Чайковского. Они ощущают,

видят и понимают его музыку как музыку современную. Они доказывают

нам, что Чайковского вовсе не обязательно ставить на сцене в чисто традиционной манере, что современные хореографические приемы не

только не искажают музыку композитора, но способны открывать в ней

нечто новое; отвечающее сегодняшним представлениям об искусстве и о

самом Чайковском.

Чайковский — мягкий лирик, Чайковский — певец быта, Чайковский —

сентиментальный, чувствительный, элегичный, — как ни парадоксально, но именно этими понятиями нередко определяют композитора, его место в духовной жизни общества. Мы недалеко ушли в этом смысле как от критики

XIX

века, так и от музыкальной критики 20-х годов нашего века в равной степени, хотя и с различных социальных позиций, считавших Чайковского

композитором расслабленных чувств и мелких страстей.

Есть и другая сторона: музыка Чайковского любима и популярна. Ее

исполняют по радио и с эстрады, на танцплощадках и в парках, на пляжах и в кафе. Ее эксплуатируют, используют и потребляют: музыка Чайков

ского сегодня — принадлежность быта, легкое и приятное развлечение:

романсы, вальсы, танцевальные мелодии, детские песенки, арии из опер.

Музыка Чайковского ныне едва ли не приравнена в правах к музыке

легких жанров.

Все вместе и привело к тому, что Чайковский — композитор острых

социальных конфликтов, композитор, в своем творчестве ощутивший тра

гические противоречия своего времени, композитор —

современник Достоевского, Чехова, Толстого — отошел в сторону, уступив место дру

гому Чайковскому — отвлеченному, чувствительному, расслабленному...

Бесспорно, Чайковский — лирик, лиричность и чувствительность не чужды

его музыке, но и трагизм и высокое кипение страстей —

тоже. И бурный

протест, и трагический пессимизм, и героический пафос...

Сегодня балетный театр пробивается к подлинному Чайковскому. «Ромео и Джульетта» в интерпретации Смирнова и Рыженко — не лирическая элегия, не сентиментальная повесть, но суровая и скорбная исповедь

любви и смерти, рассказанная в танце строгом и мужественном.

Постановщики телевизионного фильма-балета точно определили хоре

ографический язык произведения. Но суть проблемы в тех мыслях, которые этим языком излагаются, а говоря иначе, в философской теме фильма, в художественной позиции его авторов.

Пересматривая ставший традиционным взгляд на музыку Чайковского,

хореографы в своих поисках затронули область выразительных средств и

танцевального языка. Они верно угадали стиль, дух музыки Чайковского,

ее образную природу и сумели перевести и этот стиль и эту образность на

язык танцевальных понятий, открыли зрителям Чайковского —

острого и

экспрессивного, строгого и трагичного.

Но как истолковали они тему, философию самой симфонии «Ромео и Джульетта»? В этом плане их достижения скромнее. И здесь танец порой

сам по себе, ибо это очень театральный, а точнее даже, кинематографиче

ский, и разнообразный по эмоциям танец, досказывает то, что не вошло в

поле зрения постановщиков. Блестящие исполнители — Н. Бессмертнова и М. Лавровский — нередко проникают в самые глубины музыки: тут есть

замечательные сцены (о них речь далее). Просчеты балета в излишней

конкретности.

Чайковский написал увертюру-фантазию. В замысле таким видели свой балет и хореографы. Балет — симфоническую поэму, рассказывающую не

о конкретных перипетиях веронской истории, а философскую балетную фантазию на темы Шекспира, где главное — борьба чувств, борьба стра

стей, обобщенных понятий.

На деле все чуть иначе. Идя за музыкой, веря в музыку, постановщики как бы боятся целиком раствориться в ней, лишь из нее черпая образы, сюжет и темы для хореографии. Балетмейстеров смущает заглавие: «Ромео и Джульетта»; они все время помнят, что эту трагедию написал Шекспир.

Это увертюра-фантазия — определяет Чайковский свое детище. Но фан

тазии недостает балетмейстерам.

В их постановке смешивается старое и новое: современный принцип решения музыки через сложную систему хореографических образов, символов, через симфоническую неоднозначность композиций и принцип

изобразительный, иллюстративный, ушедший ныне в прошлое. Тут нередки парадоксы, ибо хореография сама по себе лишена иллюстра