Откровения знаменитостей

— Архетипный образ Лолиты, конечно, древний. Девушка в возрасте цветения становится объектом для секс-переживаний. Но этот объект влечения все-таки абстрактен. Я хотел представить, что было бы, если бы абстракция заговорила.

— А вы видели два голливудских фильма «Лолита» — Стэнли Кубрика и Адриана Лейна? Один 60-х, а другой 90-х годов.

— Я специально их посмотрел. Они, конечно, по-своему рассматривали символ Лолиты. Но есть у Кубрика и Лейна нечто общее: Лолита у них — это фантом. Ее нет.

— А у вас в условиях новых технологий фантом начинает говорить.

— Да. Сейчас можно написать программу, и фантом будет мыслить.

— Прерву наши абстракции. Мне любопытно другое: куда вы будете развиваться как писатель?

— Я не знаю куда. Сейчас понимаю, могу писать лучше, но еще не знаю, как это выполнить. Через это проходят многие авторы. Но я не тороплюсь. Делать две-три книги в год, чтобы держаться на плаву, не хочу. Мне проще стать медийным персонажем, публичным человеком, чтобы сохранился интерес ко мне как к автору. Лучше буду писать одну книгу два года, но хорошую.

— Приглядываюсь к вам, Алмат, и вижу: вы очень киногеничны. Вам не предлагали сниматься?

— Предлагали дважды, но проекты срывались. Недавно я вышел на сцену в театре «Практика» в спектакле на стихи Лены Фанайловой — сыграл самого себя. Театр маленький, но он востребован. Публике не хватает места, стоят в проходах и по углам. Туда приходят студенты театральных институтов. Там привлекателен срежиссированный корпус текстов. Так что сценический опыт мне был интересен.

— Вы курильщик? Что с вами делает курево?

— Нажил бронхит, как и все курильщики.

— Но вы же доктор, знаете о последствиях табака.

— Доктора тоже люди. Но я не практикующий доктор, а человек с медицинским образованием. Чтобы бросить курить, надо иметь глубинную причину, когда стоишь перед дилеммой: или бросишь, или помрешь. Некоторые бросают сразу, проснулись с мыслью «не хочу» — и перестают курить.

— А может, освоить трубку?

— Очень не люблю чрезмерностей. Мне ближе минимализм. Люблю в одежде одну яркую деталь, а не сорок пять. Трубку возьму только в кадре, в модели, в качестве какого-то актерства могу это сделать. Трубка — это куча принадлежностей. С ней надо возиться, чистить, складывать и правильно дымить. Тут целая наука. Вспоминаю фразу Коко Шанель: «Безвкусно то, что неуместно». При моем ритме это неуместно.

— Есть ли в вашем роду аристократы? При вашем росте 192 вы носите туфли сорок первого размера, у вас изящные пальцы музыканта…

— Мои руки либо скрипача, либо гинеколога. А по роду я — чистый дворняжка. Вот так получилось. Если честно, я равнодушен к истории рода. Для меня жизнь — здесь и сейчас. Что прошло, то мое. Что мною не прожито, не осознано мною, того нет.

— И все-таки признайтесь: ваши тексты в Интернете не слишком ли эпатажны?

— Как все несостоявшиеся актеры, я свои несыгранные роли должен где-то отыгрывать. Я отыгрываю их в тексте, отдаю своему лирическому герою. Было бы значительно хуже, если бы я их отыгрывал в жизни. В тексте новой книги все мои персонажи будут говорить моими голосами. Для этого я должен вжиться в каждого. А потом посмотреть со стороны, что получилось. Максимально оценив свою игру, взглянуть на жизнь придуманных персонажей, вот тогда начну писать. Это, по-моему, называется техникой по Брехту. Станиславский мне не близок. Станиславскому сам не верю. Мое право — верить или не верить.