Откровения знаменитостей

— Да нет — у нас с Наташей была очень сильная любовь, но многое подтачивало и разрушало эту любовь. Я жил с родителями и бабушкой в коммунальной комнате. Мне пришлось довольствоваться раскладушкой. Но причина, конечно, в другом — я остаюсь противником брака как социального института именно потому, что очень высоко ставлю любовь. Это лучшая форма человеческих отношений. А брак, по-моему, разрушает семью.

— Прежде чем родилась твоя безответственная философия брака, сколько лет после регистрации угасала твоя любовь с первой женой?

— Девять лет.

— И ваша девятилетняя дочь понимала, что ее папа уходит?

— Папа никуда не уходил. Но ситуация в семье стала такой, что жить вместе становилось невозможно.

— Надеюсь, спали уже не на раскладушке?

— К тому времени я купил кооперативную трехкомнатную квартиру, и в ней моя жена осталась с дочкой.

— Профессия Наташи обеспечивала ей сносное житье?

— Она работала бухгалтером. И я помогал как мог воспитывать дочь.

— Где же ты жил?

— Потом у меня появилась однокомнатная квартира. У меня было четыре жены. Со второй женой самые горячие и нежные отношения длились очень долго. В ней удивительно сочеталась яркая внешность с железным характером. Меня удивляла ее фантастическая практичность, чего мне позарез не хватало. Нас объединяла какая-то оголтелая страсть, сметавшая все на своем пути.

— И эта страсть сама себя сожгла дотла?

— Вдруг стало ясно — нам пора разбежаться. Но еще не пропало желание все повторить, сохранить близость — и мы решили расписаться. Но бумага не спасла то, что было обречено.

— И ты укрепился в своей неприязни к загсу?

— Да, брак — это ступень к разводу. У нас так и получилось. Детей мы не заимели. С третьей женой та же бездетная страсть. Только в четвертом браке родилась моя вторая дочь.

Когда Леониду Ароновичу было за 60, его вновь вознесла до небес влюбленность, отнимающая и разум, и ощущение возраста. Он испытал эмоциональное сумасшествие в общении с девочкой, младше его на 45 лет. Возможно ли такое? Наверное, покойный художник Пукирёв, создавший живописный шедевр «Неравный брак», воскликнул на небесах: «Поднимите мне веки. Хочу посмотреть на эту счастливую парочку».

— Где отыскал ты свою последнюю любовь?

— Катя была дочкой наших знакомых. Однажды под Новый год — 30-го числа — мне позвонила моя жена и сказала: «Мы с Таней хотим прислать к тебе Катю». Приехала ко мне эта девочка. А было ей 16. В ней каким-то пронзительным зрением я вдруг увидел молодую женщину, очаровательную и вовсе не наивную.

— И ты пропал?

— Отчаянно и навсегда.

— Твои молнии облучили и Катю?

— Сумасшествие стало общим. Катю доставали упреками близкие и знакомые. Она решительно отвечала: «Считается, что выбирает мужчина. А на самом деле выбирает женщина». До этого я не подозревал, что Катя еще и умна. А мне всегда безумно нравились глупые, потому что в них больше жизни. Я не любил женщин, в глазах которых читается какой-то расчет. Совершенно неожиданно для меня у нас с Катей начался настоящий человеческий роман. Я боялся хоть как-то навредить Кате. Однажды у нас зашел разговор об абортах — сколько талантливых детей погибло, не родившись! И Катя призналась: «От вас я бы никогда аборт делать не стала».

— Тогда еще у вас близости не было?

— Уже была.

— Ты не проигрывал мысленный бросок в прошлое: сорокапятилетний мужик идет мимо коляски с двухмесячной девочкой, и она вдруг закричала: «У-а-а!» — а мама испугалась — этот мужик ее возьмет…

— Никогда такие вещи не проигрываю. Могу признаться, в каких-то случаях голова у меня работает неплохо. Но если дело касается женщин, моя голова напрочь отключается.

— Это называется «потерять рассудок».

— Живу одними эмоциями. У меня есть любимая поговорка: лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал. Я действительно редко жалел о сделанном: ведь делал что хотел. Я понял, что есть любовь, от которой должны родиться дети. Наша с Катей дочка — дитя любви.