Откровения знаменитостей

— (Смеется.) Честно говоря, никогда не анализировала свое умение жить. Просто я безумно увлекающийся человек. Люблю все новое, люблю путешествовать. Людей люблю! Ищу острые ощущения. Люблю спорт, причем достаточно экстремальный. Недавно каталась на горных лыжах под Зальцбургом, в Австрии. Спускалась с довольно высокой горы и почти без остановок, чему удивлялись мои друзья.

В этот момент зазвонили сразу два телефона. Всем нужна Назаренко — галерейщикам, телевидению, друзьям. Я тем временем разглядывала огромную мастерскую. Она до предела заполнена полотнами, прислоненными друг к другу. На стенах — пейзажи, портреты, жанровые картины. В центре — новый сюжет с «обманками»: еще мокрые вырезанные из фанеры фигуры — две девушки и парень в современном прикиде. Все ярко, натурально, пахнет свежей краской. Это очередной памятник уличным персонажам. Уже в своем первом огромном полотне «Казнь народовольцев» Назаренко обнаружила незаурядный, даже опасный пламень — воспитанница Суриковского института в этой картине предстала живописцем с мощным темпераментом. Трубки замолчали, и я спросила Татьяну, как удалось ей так рано поджечь свой живописный огонь.

— Я, конечно, помню все чувства, которые испытывала тогда. Мои «Народовольцы» были попыткой обратить внимание сограждан на героизм людей. Меня всегда привлекали экстремальные поступки. Я не могла себе представить, как женщина может руководить террористическим актом, а потом стоять на эшафоте. Я думала: какие чувства должен испытывать человек, взявший на себя такую ответственность?

— Таня, вокруг «Казни народовольцев» кипели страсти. И вдруг вы получили премию Ленинского комсомола. На мой взгляд, картина заслуживает и более высокой награды за дерзкий замысел и отменное мастерство.

— (Тяжелый вздох.) Все было куда трагичнее. Друзья, близкие восприняли работу как официальную картину. Ее практически никто не прочел, не понял. Если бы «Народовольцев» прочли, как мне бы хотелось, то картину просто не повесили бы, она бы не путешествовала на трех выставках. А после них картину передали Третьяковке.

— Без денежного вознаграждения?

— Да она сразу принадлежала Академии художеств и Министерству культуры. Сейчас картина в запаснике. Перевозки с выставки на выставку, накручивания на вал очень ей повредили.

— Будете ее реставрировать?

— Да нет — мне не дают. Если отреставрировать, значит, ее надо выставить, а в Третьяковке никогда не хватает места.

— Таня, вы начали с грандиозного успеха, но ваша суриковская профессура вела себя, мягко говоря, странно.

— Всю жизнь меня сопровождает двойственность: с одной стороны, мне дали премию, но отторгла академия. Выпускники мастерской Академии художеств, которую я тоже заканчивала, всегда были под опекой академии: с ними заключали договор и как-то поддерживали. Еще хорошо, что «Казнь народовольцев» ушла в Третьяковку, а не на помойку. Совершенно замечательно. Но никакого следующего договора со мной не заключалось. Я как бы перестала там числиться.

— Вас не защитил ваш руководитель Гелий Михайлович Коржев?

— Он повел себя довольно странно.

— Но он же мощный мужик и монументалист…

— И живописец, я к нему очень хорошо относилась. Он поддерживал меня, когда я писала эту картину. Но, парадоксально, он изменил ко мне отношение. Совсем недавно, когда меня принимали в академию, два человека проголосовали открыто против. Он и Виктор Иванович Иванов.

— Не потому ли, что живописец не захотел воздать должное другому монументалисту, женщине?

— Я тоже так думаю.

— Таня, зависть окружающих как-то действует на ваш внутренний огонь?