Откровения знаменитостей

— Всю жизнь я себя считала независимым человеком. Да и завидовать чему-то или кому-то мне и в голову не приходило. Какой-то относительный успех у меня был. Материальное существование вполне устраивало. Я довольно рано поехала за границу. Впервые была в Италии, когда туда еще никто не мог попасть. Когда я закончила Суриковский, меня послала академия на целый месяц на свою дачу в Риме. Путешествовали по всей Италии. Все, что увидела, очень сильно повлияло на мою дальнейшую жизнь в искусстве.

Через 25 лет я попала на те же места, и у меня было впечатление, будто я видела все это только вчера. Перед фресками Джотто испытала такое же благоговение, было желание преклонить колени. Я рассматривала его с прежним чувством восторга и какого-то ученичества. Джотто я никогда не цитировала в своих работах, но ощущение счастливого открытия не покинуло меня…

Удивительно: в теперешней Италии все осталось как в давние века — и здания, и памятники, и даже мальчики на улице носят такие же локоны до плеч, и у них такой же взгляд, такие же лица, словно сошедшие с полотен великих художников. У нас в России очень изменился облик людей, и уже почти не встретить похожих на тех, кого изображали художники ХVIII или ХIХ веков. Не найти в Москве тот самый поленовский дворик…

— Ваше искусство многогранно. Что предпочитают коллекционеры покупать у вас?

— Их все-таки притягивают русский взгляд и все необычное у наших художников. У меня часто покупают пейзажи.

— Суриков очень любил писать снег. Как вы относитесь к зимней природе?

— Не люблю писать летний пейзаж. Зеленый цвет листвы живописцу неинтересен. Зеленый цвет приятен для глаз, люблю наслаждаться зеленью сама, а писать предпочитаю снег, ветку на снегу, былинки, птиц на снегу. Снег подчеркивает цвет домов и неба, абрис деревьев. Он очищает все. Ужасно люблю Москву заснеженную. Меня охватывает чувство гордости и радости, что я живу здесь, а не где-нибудь в Майами или в Сан-Франциско.

— Состоятельные господа заказывали вам свои портреты или портреты своих любимых?

— Сейчас я приняла заказ одного человека. Начну писать его портрет в мастерской — надеюсь, он сюда придет. У меня уже есть эскиз, заказала подрамник.

— Что стало с вашим великолепным огненным «Пугачевым»?

— Я долго не хотела с ним расставаться, надеясь, что его купит Третьяковка. Но там денег на моего «Пугачева» нет. И я продала картину человеку, чей портрет буду писать.

— Наверно, тут дело не только в деньгах?

— Все решило заманчивое предложение: у этого коллекционера будет первый в России частный музей искусства ХХ века. И когда мне этот человек предложил купить «Пугачева», я согласилась. Все не вечно. Поговаривают, что дом наш на Масловке, где мастерские художников, отберут. Могут отобрать под видом капитального ремонта. И потом мы сюда не вернемся… «Пугачев» был мне очень дорог, считаю эту работу одной из моих самых лучших. Мне просто было страшно за судьбу этой картины, и я отдала ее.

— Вы уже видели, с кем рядом он повесил ваши полотна?

— Мне было очень приятно, что мои работы развешаны рядом с Виктором Попковым, с прекрасными работами этого замечательного художника. Мои работы он сам отбирал — пришел, увидел и сказал: «Я это беру». Собственно, так поступают и другие. У меня в мастерской многие бывали. Например, замечательный художник Петер Людвиг. Он покупал для своей коллекции, которую потом предлагал Москве для музея современного искусства, которого здесь нет. Но, увы, у Москвы тогда не было желания. И Людвиг часть своего собрания предложил Петербургу, и там открылся Музей современного искусства в Мраморном дворце. В коллекции много работ крупных иностранных художников и нескольких наших, которые он покупал и передавал в этот музей.

— Ваши работы тоже передал?

— Он их передал в другие музеи. Меня в Мраморном дворце нет.

— Таня, чувствую, вы не стремитесь принимать заказы на парадные портреты…

— Честно говоря, все мои попытки писать на заказ чрезвычайно тяжелы. Как правило, заказчик диктует свои пожелания. Даже самые умные, просвещенные и замечательные хотят в портрете побольше волос и реснички подлиннее. (Смеется.) Художнику хочется попробовать новое. Я зажигаюсь — мне предстоит написать большой портрет.