Откровения знаменитостей

— Дмитрий Алексеевич Поликарпов был не просто другом Жданова, а еще и первым советчиком. Дмитрий Алексеевич очень не любил писателей и постоянно жаловался на них Сталину, а тот будто бы ему говорил: «Ну нет у меня для тебя, Поликарпов, других писателей».

— Мы же были свободолюбивы до чертиков. И Поликарпов про наши дискуссии, про горячие обсуждения новых книг все знал. А когда пришло время распределения, облеченный властью директор сослал весь наш курс подальше от столицы — кого на Сахалин, кого на Камчатку; меня направили в глушь, в Амурскую область, на станцию Завитая. А там меня не ждали, но домой не отпустили.

— У меня странные были с ним отношения. Звал он меня Черным рыцарем литфака. Я часто появлялся в черном тренировочном костюме, прибегал в нем из дома с опозданием. У раздевалки Поликарпов вырастал как из-под земли: «Ну, Ряшенцев, опять опоздал!» Я свой светлый взор устремлял к его глазам и врал: «Транспорт плохо ходит…» И тут наступал момент выволочки: «Да какой транспорт? Да ты же живешь в двух шагах отсюда…» После нашего острого капустника директор отчитывал меня в своем кабинете и впадал в благородный гнев, орал: «Во-он!» Это его «вон!» до сих пор слышу. Меня направили во Владивосток. Приехал, а там первенство края по волейболу. Меня, перворазрядника, заставили играть. После этого первенства, простуженный, осипший, пришел я к начальнице, а она мне: «Какой ты преподаватель — у тебя и голоса нет». Я с ходу: «Голос никуда не годится. Дайте мне открепительный талон». Она мне с ходу: «На!» Взял я эту бумагу и два месяца поболтался по красивому Владивостоку, попытался закрепиться в газете. Не вышло. Вернулся в Москву и нашел работу лишь в школе переростков, где чувствовал себя укротителем.

Когда я потом ушел работать в журнал «Юность», то долго не мог сообразить, что это за работа — сидеть без дела? Захочешь — выйдешь. Никакого напряжения. И обязательства в общем-то смутные по сравнению с тем, что у меня были в школе. Ведь какой-то кретин придумал собрать переростков в одну школу. Мы там с моим другом Максимом Кусургашевым придумали свои приемы усмирения — взяли спортом. Сыграли с их командой и по всем статьям обыграли.

— Вам они, наверное, стали подражать?

— Старались по бедности так же одеваться, как и мы.

— Я своих ребят увлекла стихами и театром. И сама увлеклась больше их.

— Поэт Юлий Ким тем же приемом брал своих учеников… Мы сейчас с ним видимся все чаще и чаще. Бросаемся друг к другу на помощь.

* * *

— Юра, ты стал знаменит после фильма «Три мушкетера». Люди пели песни Максима Дунаевского с твоими стихами. А потом они захватили улицу.

— Если песня нравится человеку и он запевает ее сам, он меньше всего интересуется, кто ее написал. Композитора он, может быть, потом узнает, авторов песен — не всегда. Я вообще несерьезно отношусь к этой своей песенной ипостаси.

— Ну что уж тут, поработал на славу, вот и расскажи: с чего все начиналось?

— Честно говоря, я люблю больше спектакль Московского театра юного зрителя.

Мюзикл «Три мушкетера» Максима Дунаевского, Марка Розовского и Юрия Ряшенцева был поставлен в 1974 году.

— Замечательный получился спектакль с уникальным д\'Артаньяном. Его исполнял Володя Качан. Мы с Марком Розовским сочинили пьесу. Поставил ее Сандро Товстоногов, сын великого отца. Сандро, увы, недавно умер. Спектакль имел невиданный успех. Билеты спрашивали от метро «Маяковская». Но почему-то новый главный режиссер Жигульский снял этот спектакль из репертуара. Потом родилась идея сделать фильм для объединения «Экран». Пригласили кинорежиссера Юнгвальд-Хилькевича. Съемки шли на Одесской киностудии. Кинорежиссер взял всю нашу команду. Мы с Розовским написали сценарий — песни-то уже были готовы. Фильм был снят. В фильме мне очень нравились актеры. Чего стоит один Михаил Боярский! Но мне казалось, что фильм должен быть более тонким, более смешным, ироничным.

— У тебя слишком взрослое отношение к героям Дюма. Ты видишь их пороки недостатки насквозь.