Откровения знаменитостей

– И выставлялись, и уже проданы, и проедены. Осталось несколько работ. В Лондоне муленружские дивы ходили в канкановских одеждах, очень фривольных. Иногда даже в таком наряде появлялись в центре города. Это происходило почти сразу после катастрофы в Нью-Йорке 11 сентября. Боялись, что народ на их шоу не придет. Но как-то все получилось. «Мулен Руж» он и есть «Мулен Руж».

– Вы продолжаете там бывать?

– Нет. Все пересмотрел 39 раз.

– Бывает, что вы «за волосы» себя вытаскиваете из мастерской. И куда направляетесь?

– Да куда хочу. Например, на корриду. Я великий ее любитель.

– Мчитесь в Испанию?

– Не угадали. Еду на юг Франции, в Арль.

– Туда, где солнце сводило с ума Ван Гога?

– Да. Это Прованс. Каждую Пасху еду туда.

– Они на Пасху устраивают эту травлю быков?

– Потрясающее зрелище! Зову своих друзей, но все боятся: быков жалко. А жалеть их нечего. Такие страшилища выскакивают! Дикие быки. И мальчики, мальчишки один на один с ними. Они же до пенсии не доживают. Быки их убивают. Тореро умирают на арене. Особенно звезды. Они всегда переходят грань между жизнью и смертью, эти два сантиметра между собой и быком. Я видел такой финал три раза. Страшно говорить об этом. Но адреналин потрясающий. Корриду или надо любить, как балет, или не ходить.

– Явно вы человек страстей. Что еще себе позволяете?

– Участвовать в венецианских карнавалах. Я их обожаю.

– Михаил Шемякин тоже ими увлечен. Не встречались там?

– Один раз встречались. Меня привел к нему друг-итальянец. Но предварительно не сговорился, а уверял меня: «Ты не волнуйся. Он нас ждет». Хотелось посидеть с ним, поговорить, но Шемякин спешил – уходил на карнавал, именно на это время у него была назначена встреча.

– У вас есть карнавальные маски?

– В моей библиотеке я их развешиваю. Каждый год – разные. И костюм для себя делаю на месте.

– Какие слабости вы в себе ощущаете, но не хотите с ними расстаться?

– Много курю. Это беда. Ничего не могу поделать.

– У вас синие глаза от матери?

– У отца и матери – синие глаза.

– Вы физически очень крепки. Случалось с кем-нибудь на кулаках сразиться?

– Нет. Драться не люблю. Но очень люблю бокс рисовать.

– Друзьями богаты?

– У меня много настоящих друзей. До гробовой доски. Друзья даются Богом. У меня – киевские, где я родился. Мы не меняемся, не стареем.

Мне 52. Своего друга я не видел 30 лет. Я в Париже. Он в Чикаго. И очень волновался, что при встрече его не узнаю. Увидел – ну конечно, Сашка. Правда, седой, но такой же абсолютно. Да и сам я не изменился. Только волос поменьше да пузо побольше. И мы вместе становимся снова детьми. Даже в ресторане его сын сказал: «Идите-ка, ребята, гулять – с вами в полицию загремишь» (хохочет) . Сын его благообразный, а мы – озорники. Он с нами больше не ходок.

– Почему же между женами и мужьями не сохраняется подобная связь до гроба?

– Не знаю. Тут не бывает ни правых, ни виноватых. Любили – потом разлюбили. Особенно в теперешней России. Все вроде было хорошо, а муж начал купаться в деньгах огромных, а жена уже какая-то не та. И надо бы помоложе, поэффектней, погрудастей, поблондинистей. Чтоб была манекенщицей или вообще звездой. Глядишь, и эта новая летит!

– У вас ведь тоже были и любви, и расставания…

– Мой первый брак детский: мне 20, ей – 18. И все порвалось. Но я к ней очень нежно отношусь – это моя первая романтическая любовь. Оба мы были единственными детьми в семьях. В мозгах – ветер. А поженились бы лет в 30, может быть, все сложилось.

– Сейчас вы себя чувствуете женатым?

– Да-да-да. Конечно. Мари-Од (Marie-Aude Albert) – мне и жена, и друг, и настоящий помощник. Она, профессор русской литературы, написала все книжки обо мне, все каталоги. Ее первая книжка была о Волошине. Она француженка и, естественно, пишет на французском.

– На ваших картинах Мари-Од не просто красавица, а чертовка.

– Чертовка!

– Какое вы любите вино?

– Смотря с чем. Сейчас я угощу вас фазанами.