– Для властей и официальной критики я был мишенью. Почти ни одна моя пьеса не выходила без скрежета. Своими пьесами я сократил жизнь многим режиссерам. Прежде всего Лобанову. Но и Завадскому, и Рубену Симонову, и Товстоногову.
– У меня все-таки было сердце молодого футболиста. В общей сложности болезнь моя меня одолевала пять лет. Три операции перенес. Но вот ничего – сидим и говорим.
– Я пишу их всю жизнь.
– Не издавал, но я их просовывал то в «Зеленые тетради», то в другие книги и пьесы – своя рука владыка.
– Без ритма вещь получается хаотическая, неоформленная. Я постепенно перешел к прозе, и расцениваю это как самый серьезный поступок в моей жизни. Разумеется, люблю диалог. Театр очень опасен. В нем ты зависишь от посредников. В прозе ты сам отвечаешь за все. Сфальшивил – отвечай. В пьесе ты не все можешь доверить своему герою. Ты должен раствориться абсолютно. Если сам вылезешь – это нехорошо. А в прозе автор может выйти на первый план и говорить от себя. И вот однажды я ушел в прозу. И вновь познал все тяготы жизни новичка. Выяснилось: все, что наработано мною на свою скромную литературную репутацию, ничего этого нет.
– Оказалось, очень сложно войти в другую формацию. Разумеется, это было необходимо. Я – исторический пессимист, потому что очень уж несовершенен и порочен человек. Я вслед за Алексеем Максимовичем не повторял, что человек – это звучит гордо. На мой взгляд, человек – это звучит горько. За свою долгую жизнь я видел в человеке больше дурного, чем хорошего, и не только у нас, таков он всюду – в Индонезии, в Шри-Ланке, в Соединенных Штатах, в Германии. Благополучная Швеция стоит на первом месте по числу самоубийств. Люди устроены не лучшим образом.
Долго ли будет наша планета вертеться? Не знаю. Перейдем ли мы через XXI век? Не уверен. Когда ружье повешено на стене, оно должно выстрелить. Мы слишком много уничтожили врученного нам. Высшая сила дала нам маленький живой островок во Вселенной. Мы распорядились им плохо. Мы терзаем нашу Землю. Она ограблена, изувечена. Ей угрожает парниковый эффект, над ней озоновые дыры. Ядерные запасы когда-нибудь грохнут. Людей бессмысленно и озверело убивают. Вот мой герой и говорит (простите за самоцитату): «Не век, а какая-то скотобойня».
Страшно, что преступниками становятся даже малолетние дети. И наша история, и телевидение со своими жестокими боевиками приучили детей к ощущению, что жизнь человеческая ничего не стоит. В сочинениях девочки пишут, что хотят стать путанами, а мальчики примеряют профессию киллера. Что же мы сделали с их сознанием?
– Игра с дьяволом – это еще игра с самим собой, с тем Аидом, о котором вы сказали и который способен поселиться в каждом.
– Я вблизи видел Горького, Бабеля, многих знаменитых людей. Но никто для меня не стоит рядом с этим человеком. Даже когда он молчал, чувствовалось, что от него исходит холодок бессмертия.