«Прекрасно, — думаю. — Я не собирался приезжать на этот турнир. Мне нечего здесь делать. В первом же круге я должен играть с крутым спецом по грунту, да еще и на центральном корте. И почему бы при таком раскладе, спрашивается, не выйти на матч без белья?»
На стадионе собрались шестнадцать тысяч болельщиков, которые орут, будто крестьяне, штурмующие Версаль. Не успев вспотеть, я уже проигрываю сет и теряю подачу. Бросаю взгляд на свою ложу, нахожу глазами Брэда и Джила: «Помогите!» Брэд смотрит на меня с каменным лицом: мол, помоги себе сам.
Подтягиваю шорты, вдыхаю как можно глубже и медленно выпускаю воздух из легких. Говорю себе: хуже все равно не будет. Надо выиграть только один сет. Вырвать сет у такого парня для тебя уже достижение. Постарайся, пожалуйста.
Когда задача упрощается, она кажется более достижимой, хотя автоматически превращает меня в неудачника. Я начинаю бить слева, использовать свои сильные удары. В публике смятение: здесь от меня давно не видели хорошей игры. Надо сказать, я сам в недоумении.
Второй сет похож одновременно на уличный бой, матч по рестлингу и дуэль на расстоянии пятидесяти шагов. Скиллари не сдается, но я зубами выгрызаю у него преимущество — 7–5. Затем случается невероятное: выигрываю третий сет. Чувствую надежду, заполняющую меня с ног до головы. Смотрю на Скиллари — его надежда уже покинула. На его лице — ни следа эмоций. Один из самых подготовленных спортсменов на турнире, он не в состоянии заставить себя сделать рывок. С ним покончено. В четвертом сете играю на добивание и неожиданно ухожу с корта с самой невероятной победой в моей карьере.
Уже в отеле, весь покрытый пылью, говорю Джилу:
— Ты видел, как корчился этот крутой спец? Мы заставили его корчиться, Джил!
— Я видел.
Лифт в отеле небольшой, места в нем хватает на пять человек нормального телосложения — или на меня и Джила. Брэд пропустил нас вперед. Я нажал кнопку. Мы прислонились к стенкам — каждый в своем углу. Чувствую его взгляд.
— Что случилось?
— Ничего.
Он все так же не сводит с меня глаз.
— В чем дело, Джил?
— Все в порядке, — улыбается он и повторяет: — Все в порядке.
Во втором круге я вновь выступаю без белья. (Я больше никогда не надеваю белье на корте. Если что-то срабатывает, не стоит это менять.) Играю с французом Арно Клеманом. Выигрываю первый сет 6–2 и веду во втором. Моего соперника, кажется, укачало, он будто спит на ходу. Но затем просыпается и выигрывает второй сет. А следом — третий. Как так получилось? Подаю при счете 4–5 в четвертом сете, 0-30. Я в двух очках от того, чтобы вылететь с турнира.
«Два очка, — только и думаю я. — Два очка».
Он бьет справа — мощный, победный удар. Я подхожу к линии, проверяю место падения мяча. Аут. Обвожу ракеткой место падения. Линейный судья подбегает для проверки. Он изучает место, словно Эркюль Пуаро, затем поднимает руку. Аут!
Если бы мяч попал в линию, мой противник заработал бы тройной матч-пойнт. Вместо этого счет становится 15–30. Согласитесь, есть разница. А что, если?..
Но я приказываю себе не думать о всяческих «если». «Андре. Отключи разум!» Две минуты я показываю лучшую свою игру. И мне удается удержаться. У нас по пяти.
Клеман подает. Будь на моем месте другой игрок, он бы добился преимущества. Но сейчас я — сын своего отца. Я отлично отбиваю чужие подачи. Не пропускаю ни единого мяча. Затем начинаю гонять его с одного края корта на другой, взад и вперед, пока язык не вываливается у него изо рта. Когда он — а с ним и зрители — уже уверены, что я не смогу загнать его сильнее, усиливаю нажим. Он мечется, как метроном. И вот — с ним покончено. Он клонится вперед, будто подстреленный в голову. У него начинаются судороги. Он зовет врача.
Я отбираю подачу и легко выигрываю четвертый сет.
В пятом побеждаю со счетом 6–0.
В раздевалке Брэд болтает сам с собой, со мной, с каждым, кто готов слушать:
— У него задняя шина лопнула! Видели? Шина — в клочья!
Журналисты спрашивают, считаю ли я своей удачей то, что у Клемана начались судороги.
— Удачей? Мне пришлось немало потрудиться ради этих судорог.
В отеле я вновь поднимаюсь в маленьком лифте вместе с Джилом. Лицо у меня покрыто земляной пылью, ею же забиты глаза, уши и рот, пропитана одежда. Я смотрю вниз. Никогда не думал, что грунт Ролан Гарроса, высыхая, так походит на кровь. Стараюсь хоть немного очиститься и вдруг замечаю, что Джил вновь внимательно смотрит на меня.
— Что случилось?
— Ничего, — отвечает он, улыбаясь.
В ТРЕТЬЕМ КРУГЕ я играю с Крисом Вудраффом. Я встречался с ним лишь однажды, в 1996-м, именно здесь — и проиграл. Это было кошмарное поражение. В тот раз я втайне считал, что у меня есть шанс на победу. Теперь с самого начала знаю, что одержу верх. Не сомневаюсь, что сегодня будет сервирована моя хорошо охлажденная месть. Я побеждаю 6–3, 6–4, 6–4 на том же корте, где он когда-то разгромил меня. О корте позаботился Брэд. Он хотел, чтобы я все вспомнил, чтобы этот матч всколыхнул давнюю обиду.