Откровенно. Автобиография

МЫ НАЧИНАЕМ ПОЗДНО — спасибо футболистам из New York Jets[49] задержавшим своим матчем телетрансляцию. Это мне на руку. Я в лучшей форме, и мне выгодно, если игра затянется заполночь. Но быстро проигрываю два сета. Пит бьет меня, как ребенка, не могу поверить, что это происходит.

И тут я замечаю, что он измочален. И стар. Я выигрываю третий сет с явным преимуществом, и весь стадион видит, как чаша весов начинает склоняться в мою сторону. Трибуны сходят с ума. Им неважно, кто выиграет, — они хотят видеть пять сетов борьбы Агасси с Сампрасом. В ходе четвертого сета я понимаю, как часто у меня это бывает в играх с Питом: если сумею дотянуть игру до пятого сета, победа будет за мной. Я свежее. Я играю лучше. Мы — самые возрастные игроки из всех, игравших в финале Открытого чемпионата США за последние тридцать лет, но я ощущаю себя одним из тех мальчишек, которые все чаще становятся сенсациями на турнирах. Я чувствую себя частью нового поколения.

При счете 3–4 Пит подает, у меня два брейк-пойнта. Выиграв этот гейм, я смогу выиграть сет одной подачей. Это — центральный гейм нашего матча. Пит собирается, отыгрывает первый брейк-пойнт. На втором я мощно бью ему в ноги. Я уверен, что мяч упал за ним и уже праздную победу, но Пит ухитряется повернуться, парировать мяч ударом с полулета, аккуратно падающим на мою сторону сетки. Поровну.

Я начинаю нервничать. Пит отыгрывает гейм и подачу.

И вот уже Сампрас подает решающий мяч. В такие моменты он хладнокровен, как профессиональный киллер. Все происходит очень быстро.

Удар навылет. Еще один. Удар с лета с левой руки, который невозможно достать.

Аплодисменты. Рукопожатие у сетки.

Пит дружески улыбается и хлопает меня по спине. Но это выражение я уже видел на его лице и точно знаю, что оно означает.

Вот тебе бакс, парень. Подгони мою машину.

27

МЕДЛЕННО ОТКРЫВАЮ ГЛАЗА. Я лежу на полу рядом с кроватью. Сажусь, хочу пожелать Штефани доброго утра, но тут вспоминаю, что она сейчас в Вегасе, а я — в Санкт-Петербурге.

Нет, Санкт-Петербург был на прошлой неделе. Я в Париже.

Нет, Париж был после Санкт-Петербурга.

Я в Шанхае. Да, точно, сегодня я в Китае.

Подхожу к окну, отдергиваю шторы. Линию горизонта как будто нарисовал художник-наркоман. Это похоже на Лас-Вегас, каким он мог предстать в фантастическом романе. Каждое здание выстроено в собственном невероятном стиле и ярко отпечатано на фоне ярко-синего неба. Строго говоря, неважно, где я нахожусь, потому что какая-то часть меня остается в тех местах, где я играл — в России, во Франции, в дюжине других. Но главная часть меня, как всегда, дома — со Штефани и Джаденом.

Неважно, где я, — корты везде одинаковы, и цель моя тоже остается неизменной: к концу 2002 года я хочу занять первую строчку в мировой классификации. Если смогу победить здесь, в Шанхае, если добьюсь этой маленькой победы, стану старейшим из лучших игроков в истории мужского тенниса, побив рекорд Коннорса.

Он никто — а ты легенда!

Я хочу этого, говорю я себе. Не то чтобы в этом нуждался, но я очень этого хочу.

Заказываю кофе в номер, затем сажусь за стол и делаю запись в дневнике. На меня это непохоже — вести дневник, я недавно его завел — и вот, привык. Что-то заставляет меня писать. Я одержим этими записями — отчасти из-за растущего страха, что Джаден не успеет узнать меня как следует. Ведь моя жизнь проходит в самолетах, а наш мир становится все более опасным и непредсказуемым. И поэтому я боюсь, что не успею поделиться с сыном всем, что успел увидеть и узнать. Поэтому, где бы я ни был, каждый вечер наспех царапаю для него несколько строк. Случайные мысли, впечатления, уроки, полученные от жизни. И вот сейчас, перед тем как отправиться на шанхайский стадион:

«Привет, сын! Ты сейчас с мамой в Вегасе, а я в Шанхае и очень по тебе скучаю. После этого турнира у меня есть шанс получить первое место в рейтинге. Но, честно тебе скажу, я в состоянии думать лишь о том, как бы побыстрее попасть домой, к тебе. Я испытываю очень большие нагрузки в своем теннисе, но что-то подталкивает меня продолжать. Мне потребовалось время, чтобы это понять. Я за это так долго боролся и сейчас стараюсь работать как можно больше. Пусть все остальное сложится так, как сложится. По большей части все это не слишком приятно, но я стараюсь с этим бороться ради того хорошего, что могу сделать — для тенниса, для твоего будущего, для многих ребят в моей школе. Всегда цени других людей, Джаден. Забота о них дарит умиротворение. Я люблю тебя, и я всегда с тобой».

Закрываю дневник, выхожу из номера и иду на игру, где терплю поражение от чеха Иржи Новака. Унизительно. Более того, не могу даже уехать домой, поскольку мне предстоит утешительный матч.

Вернувшись в отель, обуреваемый эмоциями, я вновь пишу Джадену: