Откровенно. Автобиография

ДЖИЛ ТЯНЕТ ЗДОРОВЕННУЮ ТЕЛЕЖКУ с нашими сумками по залам аэропорта имени Шарля де Голля, я иду на шаг впереди. У таблички с надписью «Вылеты и прилеты» останавливаюсь. Джил продолжает двигаться. У меня на ногах — мокасины без носков, и металлический край тележки врезается в незащищенное ахиллово сухожилие. На пол падает капля крови, другая, и вот уже кровь льется вовсю. Джил торопливо лезет в сумку за бинтом, но я останавливаю его. Не стоит торопиться. Все хорошо. Все правильно. Пока мы еще здесь, моя кровь непременно должна залить парижскую землю.

Я ВНОВЬ ПРОПУСКАЮ УИМБЛДОН, проведя все лето в беспрерывных тренировках под руководством Джила. Спортивный зал в гараже оборудован дюжиной самодельных тренажеров и множеством других уникальных приспособлений. В окне Джил установил мощный кондиционер, пол обил пористым покрытием для спортивных площадок, а в углу поставил старый бильярдный стол, за которым мы играем в пул между упражнениями и подходами. Иногда мы занимаемся ночи напролет, уходя из зала лишь в четыре утра. Джил ищет способы изменить к лучшему не только мое тело, но и мое мышление, нарастить и мышцы, и уверенность в себе. Случившимся во Франции он потрясен не меньше меня. Однажды утром, еще до восхода солнца, он сказал мне то, что ему когда-то часто повторяла его мать:

— Que lindo es sonar despierto. Как приятно грезить наяву. Ты должен грезить наяву, Андре. Во сне это каждый может, но ты должен все время мечтать, и рассказывать о своих мечтах вслух, и верить в них.

Иными словами, в финале турнира Большого шлема я должен грезить. Грезить о победе.

Я благодарен и дарю ему золотую цепочку с кулоном-пирамидкой, внутри которого заключены три кольца, символизирующие Отца, Сына и Святого Духа. Я сам придумал ее дизайн и заказал ювелиру во Флориде. У меня есть такая же сережка.

Джил носит мой подарок, и я уверен: скорее в аду выдадутся холодные дни, чем он снимет его.

Джил любит покрикивать на меня во время тренировок, но в этих криках нет ничего общего с тем, как кричал на меня отец. Джил делает это с любовью. Если я хочу установить личный рекорд или поднять максимальный вес, он кричит, стоя позади меня: «Давай, Андре, давай!

Раз, два, три!» Его крики заставляют сердце колотиться о ребра. Иногда, в приступе вдохновения, он велит мне отойти и выжимает свой рекордный вес — 250 килограммов. Удивительно видеть человека, выжимающего от груди такую гору железа. Глядя на это, я думаю: все возможно. Как здорово мечтать! И тем не менее как-то раз в спокойную минуту я признаюсь Джилу, что мечты чертовски утомительны.

Он смеется.

— Не могу обещать, что тебе не придется уставать, — произносит он. — Но помни: по другую сторону усталости тебя ждет масса хорошего. И именно там, по другую сторону усталости, ты сможешь наконец-то узнать себя.

Под руководством Джила к августу 1990 года я наращиваю четыре с половиной килограмма мышечной массы. Мы едем на Открытый чемпионат США. Я чувствую себя стройным, гибким, опасным. Я обыгрываю Андрея Черкасова из СССР в несложном матче из трех сетов. Прогрызаю себе путь в полуфинал, где встречаюсь с Борисом Беккером и разбиваю его в четырех жестоких сетах, все еще чувствуя себя после этого бодрым и полным сил. Мы с Джилом едем в отель смотреть второй полуфинал, в котором решится, с кем я встречусь завтра: с Макинроем или Сампрасом.

Как это ни поразительно, но парнишка, которого я не рассчитывал больше встретить на турнире, сумел полностью изменить свою игру. Сейчас он бьется с Макинроем не на жизнь, а насмерть. Впрочем, замечаю я, это Макинрой отчаянно сражается, защищаясь, — и проигрывает. Вот чудо: завтра моим соперником будет Пит Сампрас.

Камера крупным планом показывает лицо Пита, и я вижу, что он отдал игре все. Комментаторы замечают, что туго перевязанная нога теннисиста сплошь покрыта волдырями. Джил до тошноты накачивает меня своим коктейлем. Я отправляюсь спать, улыбаясь, размышляя о том, как весело будет завтра надрать Питу задницу. Буду гонять его из края в край, слева направо, от Сан-Франциско до Брадентона, пока из его волдырей не потечет кровь. Вспоминаю отцовское наставление: «Пусть у него мозг волдырями покроется!» Спокойный, самоуверенный, я сплю без задних ног, как пирамида гантелей в зале у Джила.

Утром себя готовым сыграть десяток сетов. Теперь я не волнуюсь о парике, поскольку больше не ношу его. У меня новая, простая в использовании система маскировки: толстая головная повязка и ярко выкрашенные пряди. Я просто не могу проиграть Питу — мальчику, на которого я с жалостью смотрел год назад, увальню, не умеющему даже удержать мяч в пределах корта.

Однако сегодня передо мной другой Пит — он не ошибается. Мы долго разыгрываем каждое очко, и в каждом из этих непростых розыгрышей Сампрас безупречен. Он достает каждый мяч, бьет точно в цель, прыгая взад и вперед по корту, точно газель. Мощно подает, в одно мгновение перемещается к сетке, заставляя меня плясать под его дудку. Он энергично отражает мои подачи. Я беспомощен. Я зол. Говорю себе: этого не может быть.

Но это происходит.