Читаем Откровенность за откровенность полностью

Хищники, кругом хищники! Крокодилы, акулы, тигры терзают свои жертвы, а из сериала в сериал одни и те же актрисы только и делают, что едят друг дружку. Одна такая завитая-налаченная в серьгах величиной с блюдца выходила замуж по очереди за всех мужчин одной семьи, так что неизвестно, приходился ли ее последний муж отцом или дедом ребенку, который оказывался, по результатам генетического анализа, сделанного в очередной серии, одновременно братом и дядей или даже двоюродным дедом своей бабушки, совокуплявшейся с героями другого сериала, где события развивались в точности по тому же сценарию. И, задумавшись о зверях и людях, которые все продолжают и продолжают род лишь для того, чтобы истреблять друг друга, Лейла вздохнула:

— У тебя тоже никого нет?

— Никого, — ответила Аврора, и не солгала. Лейла заказала еще пива с горькой и выпила за здоровье всех встретившихся одиночеств, за Аврору, за себя и за новое одинокое существо — собачку: бедная кроха, у нее ведь жизнь только начинается, и как!

То первое в жизни унижение, видно, сказалось на собачке. Поначалу с ней было трудно, она не желала ходить, спускаться по лестнице, оставаться одна. Лежала, уткнувшись обиженной мордочкой в лапы и почти не реагировала на всевозможные уговоры Лейлы — та даже подумала было, что собачка глухая. Только глаза ее порой меняли выражение, словно говорили: не хочу. Вскоре она уже ела только то, что хотела, а хотела она того, что было в тарелке Лейлы, но не горячего, а теплого, прожеванного Лейлой. Спала она на подушке Лейлы, под ее одеялом. К занятиям хозяйки относилась нетерпимо, отпускала ее с клиентами на несколько минут, не больше, да и то при условии, чтобы не подряд. Зато сама любила выходить на панель, то есть, сновала взад-вперед, хвост кверху, нос вниз, в водосточный желоб, определяя с точностью до сантиметра территорию Лейлы: бедняжка, только так и может погулять!


Долгое время Аврора не наведывалась к ним, уверенная, что не найдет на прежнем месте ни ту, ни другую, но Лейла стояла на своем посту, на углу у «Монопри», и держала на красном поводке Вертушку, которая из помеси выросла в таксу, почти таксу, на длинных лапах и с хвостом померанского шпица. Авроре обе обрадовались, и с тех пор у нее вошло в привычку, бывая в Париже, раз-другой в неделю заходить их повидать. Когда Лейла была занята, Аврора ждала, прислонясь к стене, на ее месте, стояла, глядя в пространство: давала понять, что она не по этому делу. Как-то раз, когда она присматривала за Вертушкой, пока Лейла работала, к ней пристал какой-то мужчина: принял ее за Лейлу, ИЗ-ЗА СОБАКИ, как он сам объяснил, извиняясь, — даже не потрудился поднять глаза и взглянуть на ее лицо.

Лейла не распространялась о своей работе, и Аврора только случайно узнала, что угол Реомюр-Севастополь был стратегическим пунктом для снятия молодых динамичных кадров, сопровождающих своих жен за покупками в «Монопри». Что до секса, она обычно пользовалась метафорами из животного мира, и сравнения были, понятное дело, не в пользу людей: крот лезет в норку. То ли дело у слонов: прямо на тротуаре Лейла изображала битву на кривых саблях. Они своей громадиной могут до луны достать. Ятаган на Млечном Пути. Будущее, поведала она как-то Авроре, за животным началом.

Они заказывали по стаканчику у Ахмеда, и Лейла тревожилась о здоровье Авроры. Разъезжать по всем зоопаркам мира — вред один, еще хуже, чем таскаться по подъездам. Они говорили о том, как начнут новую жизнь. Откроют вдвоем салон для собачек: То-то бы я холила пудельков! Или будут рассказывать в школах о прославленных животных. А то еще — читать вслух слепым. Только смотри, предупреждала Лейла Аврору, никаких романов! Длинные истории им по фигу, только скуку нагоняют. Конкретика, вот как в каталогах, разделы электробытовой техники, драпировок, предметов убранства: пара подставок для дров к камину, из латуни под медь, украшены двумя львиными головами… прелестная бонбоньерка из лиможского фарфора с пасторальными сценами, ручная роспись с золотом… Тут надо прерваться и описать, что изображено на снимке: пастушка в голубом платье, с букетиком в руке. Вот, что им нравится, понимаешь? Аврору это трогало до глубины души: Лейла, а теперь и Глория, связывая свои судьбы с ее судьбой, хотели ВСТРЯХНУТЬ ЕЕ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гонкуровская премия

Сингэ сабур (Камень терпения)
Сингэ сабур (Камень терпения)

Афганец Атик Рахими живет во Франции и пишет книги, чтобы рассказать правду о своей истерзанной войнами стране. Выпустив несколько романов на родном языке, Рахими решился написать книгу на языке своей новой родины, и эта первая попытка оказалась столь удачной, что роман «Сингэ сабур (Камень терпения)» в 2008 г. был удостоен высшей литературной награды Франции — Гонкуровской премии. В этом коротком романе через монолог афганской женщины предстает широкая панорама всей жизни сегодняшнего Афганистана, с тупой феодальной жестокостью внутрисемейных отношений, скукой быта и в то же время поэтичностью верований древнего народа.* * *Этот камень, он, знаешь, такой, что если положишь его перед собой, то можешь излить ему все свои горести и печали, и страдания, и скорби, и невзгоды… А камень тебя слушает, впитывает все слова твои, все тайны твои, до тех пор пока однажды не треснет и не рассыпется.Вот как называют этот камень: сингэ сабур, камень терпения!Атик Рахими* * *Танковые залпы, отрезанные моджахедами головы, ночной вой собак, поедающих трупы, и суфийские легенды, рассказанные старым мудрецом на смертном одре, — таков жестокий повседневный быт афганской деревни, одной из многих, оказавшихся в эпицентре гражданской войны. Афганский писатель Атик Рахими описал его по-французски в повести «Камень терпения», получившей в 2008 году Гонкуровскую премию — одну из самых престижных наград в литературном мире Европы. Поразительно, что этот жутковатый текст на самом деле о любви — сильной, страстной и трагической любви молодой афганской женщины к смертельно раненному мужу — моджахеду.

Атик Рахими

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза