Откровенные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках

— Убили? — Риман пожевал сухими своими губами. — Жаль. Я готов поклясться, что это именно Рейн, главная здешняя агитаторша: у нее в школе митинговали без передышки. Повесить ее — было б помпезней. Впрочем, можно повесить и труп. Где он?

— Мы бросили там эту… падаль.

— Жаль, — повторил Риман. — Пожалуй, его уже унесли… Вы погорячились. Но… я понимаю естественное озлобление солдат.

— Так точно, — торопливо подхватил Мертваго. — Разрешите особенно ходатайствовать о награждении названных мной нижних чинов. Они действовали выше всяких похвал.

Риман кивнул:

— Подайте рапорт. — И посмотрел на светящийся циферблат часов. — Ну, вам недолго еще осталось, поручик. В четыре часа подъем. Мы обшарим окрестность на двадцать верст кругом. Бунтовщики укрываются в соседних деревнях, далеко они не успели уйти: мне точно известно. Вы как сменившийся с дежурства свободны от наряда.

— Разрешите идти с ротой! — испуганно сказал Мертваго. Ему вдруг с ясностью потрясающей представилось, что учительницу обязательно поймают. Не сможет же она за ночь убежать на Камчатку! Поймают наверное… И тогда случится еще более страшное, чем если бы сразу признаться. Надо идти. Обязательно. Может, на счастье, она именно ему попадется.

Риман кивнул. На сухие жесткие губы легла улыбка.

— Узнаю семеновца. Идите, конечно. Я отмечу это в приказе.

Он пожал руку Мертваго и пошел к себе. Мертваго обернулся к ефрейтору. Лица в темноте не было видно, но солдат стоял неподвижно.

— Ты… местность помнишь? — хриплым шепотом спросил поручик. — Где мы ее… убили?

— За станцию ежели идти, — ровным голосом ответил солдат, — с полверсты. Домика три либо четыре… Так не доходя их… Поручик облегченно перевел дух:

— А Парамонов и этот… Вознюк… помнят?

— Я напомню, не извольте беспокоиться, вашбродь.

В голосе солдата дрогнул явной издевкой смешок, и Мертваго неистово захотелось ударить его, как тогда летом, — в зубы. Но вместо этого он сказал, глубоко засовывая руки в карманы:

— Кроме казенной награды — от меня по десятке на брата.

Ровно в четыре Риман собрал господ офицеров, разъяснил задачу. И, глядя на схему предстоящих отряду действий, расчерченную радугой карандашей красиво и четко, Мертваго еще раз и окончательно убедился, что девушке не уйти: извилистые — ползом — линии движения взводов, отделений и рот, как щупальцы спрута, удавкой обвились вкруг недвижных, обреченных пятнышек-точек: деревень и поселков.

Не уйти. Солдаты найдут. Теперь зима: в мох не зароешься. Куда ни пойди — след.

Попадется. Подведет… консервная банка!

* * *

Не везет — так уж до конца. Мертваго со взводом досталось задание: обыскать пристанционный, ближайший поселок — и школу.

…За станцию с полверсты… не доходя…

Словно в насмешку: те именно места, где никак не могло быть беглянки.

Мертваго все же решил обыск начать именно со школы. В конце концов, черт их знает, баб. От них можно ждать самого невероятного. А вдруг попадется? И все сразу улажено. Стукнуть прикладом, труп приволочь на станцию, командиру: пожалуйте, разыскали, вешайте.

Он оглянулся на взвод, медленно тянувшийся по поселку, и крикнул:

— Шире шаг. Прибавь ходу. Ходу!

Уже ясно видно было, в предрассветье, бревенчатое, низкое, под шапкой снега здание школы. Мертваго зашагал еще быстрей. Унтер-офицер догнал его бегом:

— Вашбродь! Погреб прошли… а там — люди.

Мертваго остановился, круто врыв кривые свои ноги в снег:

— Погреб? Где?

Унтер-офицер вытянул руку, и поручик сжал брови, от стыда. В самом деле: шагах в сорока от дороги старый, очевидно заброшенный, снегом захороненный погреб. И к погребу — совершенно отчетливо видно — две тропки следов. Свежих.

Просмотрел. Непростительно. И один след — женский. Маленькая нога. Она!

— Оцепить. Живо.

Увязая в снегу, солдаты побежали. Мертваго с унтером пошел прямо по следу. Да. Нога женская наверно. И в упор — до самой погребной дверцы.

— Баба, — вполголоса сказал Мертваго и облегченно перевел дух.

Солдаты уже окружили погреб.

Поручик крикнул:

— Другого выхода нет?

— Никак нет! — отозвались голоса вперебой. — Тут сплошной сугроб.

— Есть! Оба!

— Никак нет… — унтер скосил глаза на Мертваго. — Баба ушла.

— Как ушла? — выкрикнул Мертваго. — Что ты брешешь?

Унтер-офицер указал на проложенный рядом с женским огромный, глубокими ввалами валенок мужской тяжелый след. Внутри его — обратный, мелкий, женский.

— Назад по его следу ушла, — ухмыльнулся унтер. — Тоже… хитрая. И снегу к дверке смотри сколько присыпала: словно он нежилой, замело.

"Ее рук дело! — зло подумал поручик. — Наверно она. С такой — все станется. Зарыть, закрыть под самым нашим носом какого-нибудь там… Ухтомского. Он, говорят, большого роста…"

Он крикнул отрывисто:

— Отрывай! Солдаты замялись.

— Лопату бы… руками неспособно. Рукавицы загубим: взыщут. Да и обмерзнем.

— Обмерзнем!.. — грубо оборвал поручик. — Небось на деревню пойдешь, подкатишься к бабе — живо отогреет. Валяй.

Солдатские ладони заработали. Из-под снега быстро обнажились серые трухлявые доски.