Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Выслушав все это, я удивился сам в себе и прославил премудрость и благодать Божию, видя, как она различными способами обращает грешников, да и стал ему говорить:

— Любезный брат! Ты бы во время-то страха и тоски молился Богу. Это главное врачество от всех наших скорбей.

— Да никак нельзя, — сказал он мне, — думается, что как скоро я стану молиться, то тут же меня Бог исковеркает.

— Пустое, брат! Эти мысли диавол тебе влагает. Бог бесконечно милосерд и соболезнует о грешниках и прощает кающихся вскоре. Ведь ты знаешь Иисусову молитву, то есть «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного». Вот ее беспрестанно и говори.

— Да как же не знать этой молитвы! Я когда и воровать-то ходил, то иногда читывал ее, чтобы было смелее.

— Так вот смотри же теперь: Бог тебя не коверкал и тогда, когда, идя на беззаконие, ты говорил молитву, а будет ли погублять тебя, когда ты на пути покаяния станешь молиться? Теперь видишь ли, что мысли твои вражеские!... Поверь, любезный, если будешь говорить эту молитву, несмотря на то, что бы ни проносилось тебе в мыслях, то скоро почувствуешь отраду, весь страх и тягота твои пройдут, и ты напоследок совершенно успокоишься, будешь благоговейным человеком и все греховные страсти пропадут. Заверяю тебя в этом, потому что я много видел такого на опыте.

При этом я рассказал ему несколько случаев, при которых Иисусова молитва оказывала чудотворную свою силу над грешниками. Наконец, я стал его уговаривать, чтобы он прежде родины своей зашел бы со мной к Почаевской Божией Матери, прибежищу грешных, и там исповедовался и причастился. Все это солдат мой слушал со вниманием и, как было приметно, с радостью. Итак, он на все согласился. Мы и пошли в Почаев вместе с тем условием, чтобы ничего одному с другим не говорить, а беспрестанно творить бы Иисусову молитву. С таким безмолвием шли мы целые сутки. На другой день он сказал мне, что чувствует себя легче, по-видимому, он был и спокойнее прежнего. На третьи сутки мы пришли в Почаев, и я опять ему подтвердил, чтобы он ни днем, ни ночью, покуда не заснет, не прекращал бы молитвы, и уверял его, что святейшее имя Иисусово, нестерпимое врагам, сильно спасти его, и при этом прочитал ему из «Добротолюбия» о том, что хотя и на всякое время должно творить Иисусову молитву, в особенности же с преимущественной тщательностью прилежать ей тогда, когда готовимся ко причащению Святых Христовых Таин. Он так и поступал и немедленно исповедался и приобщился. Хотя помыслы изредка еще и нападали на него, но и удобно прогонялись молитвой Иисусовой. На воскресный день, чтобы легче встать к утрени, он вечером лег пораньше и творил непрестанно Иисусову молитву, а я еще сидел в углу и с ночником читал мое «Добротолюбие». Прошло с час времени, и он заснул, а я стал молиться. Вдруг минут через двадцать он встрепенулся и, пробудившись, скоро вскочил, подбежал ко мне весь в слезах и с великой радостью сказал:

— Ах, брат, что я теперь видел! Как мне легко и радостно! Верую, что Бог не мучает, а милует грешников. Слава Тебе, Господи, слава Тебе!

Я, удивленный и обрадованный этим, просил его подробно рассказать мне, что с ним случилось.

— А вот что: как только я заснул, то увидел себя на том же самом лугу, где меня мучили. Я сначала было испугался, но вижу, что вместо тучи восходит ясное солнце, чудный свет осиял весь луг, и я увидел на нем красные цветы и травы. Вдруг близко подошел ко мне мой дед, такой хороший из себя, что не наглядишься, и так ласково и приветливо тихо сказал мне: «Ступай в Житомир к церкви Георгия Победоносца, там тебя возьмут в церковные сторожа. Живи тут до конца жизни и молись непрестанно, Бог тебя помилует!» Сказав это, он перекрестил меня и в ту же минуту исчез. Я почувствовал такую радость, что и сказать невозможно, как будто что с меня свалилось и я взлетел на небеса... С этим я вдруг проснулся, чувствуя, что мне легко, а сердце-то так и не знает, что делать от радости. Теперь что мне следует делать? Я сейчас же немедленно пойду в Житомир, как велел мне мой дед. Мне и идти-то будет легко с молитвой!

— Помилуй, любезный брат, куда ты пойдешь в полночь? Отслушай хоть утреню да помолись, и с Богом.

Так мы не спали, а после той беседы пошли мы в церковь. Он всю утреню молился прилежно со слезами и говорил, что ему очень легко и радостно и молитва Иисусова творится со сладостью. Потом за обедней еще причастился и, пообедавши, я проводил его на Житомирскую дорогу, где мы со слезами и радостью простились.