Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Распростившись со всеми, я пошел с помощью Божией в путь мой и только хотел выйти за заставу, как у ворот последнего дома увидал стоявшего знакомого человека, который некогда был такой же, как и я, странник и которого я года три не видал. Поздоровавшись, он спросил, куда я иду. Я ответил: «Хочется, если будет угодно Богу, в старый Иерусалим». «Слава Богу! – подхватил он, – вот есть тебе здесь и хороший попутчик». «Бог с тобой и с ним, – сказал я, – разве ты не знаешь, что, по своеобычному моему нраву, я никогда не хожу с товарищами, а привык странствовать всегда один?» – «Да выслушай-ка: я знаю, что этот попутчик будет тебе по нраву, как ему с тобой, так и тебе с ним будет хорошо. Вот видишь ли, отец хозяина этого дома, в котором я нанимаюсь работником, идет по обещанию тоже в старый Иерусалим, и тебе с ним будет повадно. Он здешний мещанин, старик добрый и притом совершенно глухой, так что как ни кричи, ничего не может слышать; если о чем его спросишь, то нужно написать ему на бумажке, и тогда ответит, и поэтому он не надоест тебе в пути, ничего говорить с тобою не будет, он и дома-то все больше молчит, а для него ты будешь необходимым в дороге. Сын его дает ему лошадь и телегу до Одессы с тем, чтобы там ее продать. Хотя старик-то желает пешком идти, но для его поклажи и некоторых посылок ко Гробу Господню пойдет с ним и лошадь; вот и ты свою сумку можешь положить тут же. Теперь подумай, как же можно старого и глухого человека отпустить с лошадью одного в такой дальний путь? Искали, искали проводника, но все просят очень дорого, да и опасно отпустить его с неизвестным человеком, ибо при нем есть и деньги, и вещи. Согласись, брат, право будет хорошо, решись во славу Божию и для любви к ближнему. А я хозяев-то о тебе заверю, и они несказанно будут этому рады, они люди добрые и меня очень любят; вот уже я нанимаюсь у них два года». Поговоривши так у ворот, он привел меня в дом к хозяину, и я, увидев, что, должно быть, семейство честное, согласился на их предложение. Вот теперь и расположились мы на третий день праздника Рождества Христова, если благословит Бог, отслушав Божественную литургию, отправиться в путь.

Вот какие нечаянные случаи встречаются на пути жизни! А все Бог и Его святое провидение правят делами и намерениями нашими, как и написано: Бог производит в нас и хотение и действие (Флп. 2, 13)[ 19 ]. Выслушав это, отец мой духовный сказал: «Сердечно радуюсь, любезнейший брат, что Господь и еще неожиданно устроил увидеть тебя через непродолжительное время. И как ты теперь свободен, то я с любовью продержу тебя подольше, а ты мне и еще расскажешь побольше о своих поучительных встречах, бывших в твоем продолжительном странническом пути. Я и все прежние твои рассказы с удовольствием и внимательностью слушал». «Это я с радостью готов сделать», – ответил я и начал говорить.

– Всего было много, доброго и худого, всего долго не расскажешь, да многое вышло уже и из памяти, ибо я старался в особенности помнить только то, что руководствовало и возбуждало мою ленивую душу к молитве, а все прочее редко вспоминал, или, лучше сказать, старался забывать прошедшее, по наставлению святого апостола Павла, который сказал: стремлюсь к почести вышнего звания, забывая заднее и простираясь вперед (Флп. 3,13–14).

Да и покойный блаженный мой старец говаривал, что препятствия сердечной молитве нападают с двух сторон, с шуией и десной, то есть если враг не успеет отвратить от молитвы суетными помыслами и греховными замыслами, то возобновляет в памяти поучительные воспоминания или внушает прекрасные мысли, чтобы только хоть чем-нибудь отвлечь от молитвы, ему не терпимой. И это называется десное крадение, при котором душа, презрев беседу с Богом, обращается к удовольственной беседе сама с собою или с тварями. А потому и учил меня, чтобы во время молитвы не принимать и самой прекрасной духовной мысли, да и по прошествии дня если случится увидеть, что время проведено более в назидательном размышлении и беседе, нежели в существенной безвидной молитве сердца, то и это почитать неумеренностью, или корыстолюбивой духовною жадностью, в особенности для новоначальных, которым необходимо, чтобы время, проводимое в молитве, преимущественно превозмогало большим количеством пред тем временем, которое проводилось в занятии прочими делами благочестия. Но нельзя же и всего забыть. Иное, само собой, так глубоко врезалось в памяти, что и, долго не воспоминав о нем, живо памятно, как, например, одно благочестивое семейство, у которого Бог удостоил меня пробыть несколько дней по нижеследующему случаю.