Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

После этого шел я дней пять, утешаясь вспоминанием рассказов, которые слышал от благочестивого купца из Белой Церкви, потом стал уже подходить к Киеву, как вдруг ни с чего почувствовал какую-то тягость, расслабление и мрачные мысли; молитва шла с трудом, напало какое-то разленение. Итак, чтобы отдохнуть, увидев по стороне дороги лесок и густой кустарник, пошел туда, чтобы где-нибудь сесть за уединенным кустом и почитать «Добротолюбие» для подкрепления ослабевшей души и успокоения моего малодушия. Найдя безмолвное местечко, я начал читать преподобного Кассиана Римлянина, в 4-й части «Добротолюбия» о восьми помыслах. Почитавши с полчаса с отрадою, я неожиданно увидел саженях в 50 от себя, в глубине леса, человека, который неподвижно стоял на коленях. Я порадовался сему, подумав, что, конечно, он молится Богу, и опять начал читать. Почитавши с час или более, я опять взглянул на этого человека, и он все также неподвижно стоял на коленях. Мне это стало очень умилительно, и я подумал: «Вот какие есть благочестивые рабы Божии». Пока я размышлял о том, вдруг этот человек упал на землю и лежал смирно. Это меня удивило и, как я не видал его в лицо, ибо он стоял на коленях ко мне задом, меня и взяло любопытство пойти и посмотреть, какой это человек. Подойдя, я нашел его в тонком сне. Это был деревенский парень лет 25, чистый лицом и благообразный, но бледный собой, в крестьянском кафтане, подпоясанный мочальной веревкой, и больше при нем ничего не было – ни котомки, ни даже посошка. Услышав шорох моего прихода, он проснулся и встал. Я спросил его, кто он такой. Он сказал мне, что он государственный крестьянин Смоленской губернии, идущий из Киева.

– Куда же ты теперь путешествуешь? – спросил я.

– И сам не знаю, – ответил он, – куда Бог приведет.

– Давно ли ты из двора?

– Да уж пятый год.

– Где же ты проживал это время?

– Ходил по разным святым местам, по монастырям да по церквам, ибо дома-то жить не у чего: я безродный сирота, да к тому же у меня нога хрома, так я и скитаюсь по белу свету!

– Видно, богоугодный какой-нибудь человек научил ходить-то тебя не просто по миру, а по святым местам, – сказал я ему.

– Вот видишь ли, – отвечал он, – я с малолетства, по сиротству моему, ходил по пастухам в нашем селе, и лет 10 все было благополучно. Наконец, однажды, пригнав стадо домой, я не догадался, что нет Старостиной самой лучшей овцы. А староста наш был злой и бесчеловечный мужик. Как он пришел по вечеру домой да увидел, что овцы-то его нет, прибежал ко мне, стал меня ругать и грозить, чтобы я пошел и сыскал его овцу, а то сулился: «Изобью тебя до смерти, руки и ноги переломаю». Зная, что он такой злой, я пошел за овцой по тем местам, где пас стадо днем. Искал, искал, искал далее полуночи, но нигде и слуху нет. Ночь была такая темная, ибо время было под осень. Как зашел я в самую глубь леса, а леса по нашей губернии непроходимые, вдруг поднялась буря. Словно деревья все зашатались! Вдали завыли волки, и на меня напал такой страх, что волосы стали дыбом; что дальше, то становилось ужаснее и пришло хоть упасть от страха и ужаса. Вот я и пал на колени, перекрестился да из всех сил и сказал: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Только что я сказал это, вдруг стало легко мне, как будто никакой скорби и не бывало, и робость вся прошла, а на сердце-то так почувствовал хорошо, как будто бы на небеса взлетел. Я обрадовался этому, да нуко беспрестанно говорить сию молитву. И уже не помню, долго ли была буря и как ночь прошла, а гляжу – уже настал и белый день, а я все стою на одном месте на коленях. Вот я встал спокойно, вижу, что не найти мне овцы, так и пошел домой, а на сердце-то у меня все хорошо и молитву-то говорить так и хочется. Как только пришел я в село, то староста, увидев, что я овцы не привел, избил меня до полусмерти, вот и ногу тогда он вывихнул. Так я после тех побоев шесть недель и лежал почти недвижимый, только и знал, что творил молитву, и она меня утешала. Потом я маленько поправился да и стал ходить по миру, а как мне между народом беспрестанно толкаться показалось скучно, да и много греха, то я и пошел странствовать по святым местам да по лесам. Вот так и хожу теперь пятый год.

Слушая сие, я радовался душой, что Господь сподобил меня увидеть такого благодатного человека, да и спросил его:

– Так и ныне ты часто занимаешься той молитвой?

– Да нельзя без того и быть, – ответил он, – если только вспомню, как было мне хорошо в лесу-то, так словно кто-нибудь толкнет меня на колени, и я стану молиться… Не знаю, угодна ли моя грешная молитва, ибо, помолившись, чувствую иногда великую радость, и сам не знаю отчего, легкость и веселое успокоение, а иногда тягость, скуку и уныние, но при всем том всегда до смерти молиться все хочется.