Открыть ящик Скиннера

Одним из наиболее яростных критиков Милграма оказался Дэниел Дж. Голдхаген, бывший профессор Гарвардского университета и автор книги «Добровольные палачи Гитлера: рядовые немцы и Холокост». Голдхаген высказал серьезные сомнения по поводу генерализации специфического эксперимента Милграма и вытекающей из него парадигмы повиновения, которая объясняла бы возникновение геноцида. «Эксперимент Милграма приводит к большему числу ошибочных заключений насчет Холокоста, чем все появлявшиеся до сих пор публикации, — пишет Голдхаген. — Его теории повиновения просто неприменимы к реальной жизни. Люди все время отказываются подчиняться законной власти. Американское правительство говорит одно, мы делаем другое. Даже обращаясь за медицинской помощью и будучи уверенными в добрых намерениях своих врачей, пациенты очень часто не выполняют назначений. Более того, в созданной Милграмом ситуации испытуемые не имели времени на то, чтобы обдумать свои поступки, а в реальной жизни все иначе. В реальной жизни эсэсовцы убивали днем, а вечером возвращались домой, к своим семьям. В реальной жизни люди имеют сколько угодно возможностей изменить свое поведение. Когда они этого не делают, то не потому, что слушаются начальства, а потому, что таков их выбор. В эксперименте Милграма фактор выбора вовсе не рассматривался».

Что ж, это такая критика, которой мало не покажется. Кое-что Милграму было трудно переварить, кое-что его забавляло. Он привлек к себе внимание общества, ученые спорили о значении зловещих событий в лаборатории, а Питер Гэбриел написал в его честь песню под названием «Мы делаем то, что нам говорят».

Никто, впрочем, так и не мог определить смысл эксперимента Милграма, не мог сказать, что он измеряет или предсказывает и какое значение следует приписывать полученным данным. Выявлял ли он покорность, доверие, внешнее принуждение или что-то еще?

— На самом деле, — говорит Ли Росс, — значение экспериментов, то, что именно они показывают, остается совершенно загадочным.

Тем временем, пока одни ученые обличали Милграма в методологических ошибках, другие ополчились на него с этических позиций. Милграм представил результаты своих исследований в 1963 году; в 1964-м детский психолог Дайана Баумринд опубликовала в ведущем психологическом журнале резкую отповедь Милграму: он обманывал испытуемых, не получал их информированного согласия, причинял травмы. Коллега по Йельскому университету донес на Милграма в Американскую психологическую ассоциацию, и решение о его вступлении было отложено на год.

— Вы должны понять, — говорит Ли Росс, — что все это происходило в 1960-е годы, когда общество было очень чувствительно к этическим проблемам. Только что стали известны подробности расследования в Таскеги отказов в лечении чернокожим сифилитикам, все еще обсуждались преступления нацизма, и общее настроение было явно антисциентистским[24]. Именно с этих позиций судили о Милграме.

А судили его строго. Коллеги направили на него яркие лабораторные лампы и обнаружили множество недостатков. Милграм ежился и отбивался. На вечеринках люди отшатывались от него, узнав, кто он такой. Бруно Беттельхейм[25], образец гуманизма, назвал работы Милграма несущими зло. Когда пришло время перезаключать контракт с университетом, и Йель, и Гарвард не захотели видеть его в своих увитых плющом стенах.

— Да и кто взял бы его? — говорит его вдова, миссис Милграм. — В те времена для заключения контракта требовалось единодушное одобрение сотрудников факультета, а Стэнли был таким противоречивым…

Желания Стэнли, похоже, тоже были противоречивыми: он хотел быть исключением, но сохранить общее одобрение; шокировать мир, а потом оказаться в его всепрощающих объятиях. Один университет за другим отвергал его кандидатуру, и у Милграма — а вовсе не у его испытуемых, не у Джошуа Чаффина — начались неприятности с сердцем. Толстый голубой стебель — аорта — оказался закупорен, вялая сердечная мышца грозила отказать. В тридцать один год Милграм стал профессором Сити-колледжа в Нью-Йорке — не такое уж малое достижение для столь молодого человека, — но в тридцать восемь перенес первый из пяти инфарктов миокарда. Удушье заставляло его хвататься за горло, боль отдавалась в плече, колени подгибались… Реанимация, снова реанимация, но каждый раз пламенный мотор становился все слабее.

Что убило Стэнли Милграма? То же, что убивает нас всех: сама жизнь. Разочарования, усталость, тяжкий груз времени, неизбежный вред, причиняемый организму слишком большим количеством яиц и мяса, страх, потери… Милграм пережил много потерь: раннюю смерть отца, на которого он был так похож и который каждый день приносил из своей пекарни две халы с плетеными, смазанными маслом верхушками. Стэнли потерял отца, потерял престиж сотрудника «Лиги плюща», а потом потерял безупречную репутацию: на него снова и снова нападали за негуманное поведение в лаборатории.