Поэтому Дарли и Латан стали планировать эксперимент. По очевидным причинам воспроизвести убийство они не могли, так что вместо него они инсценировали припадок. Они привлекли наивных студентов Нью-Йоркского университета к участию в исследовании, которое испытуемые считали изучением их адаптации к студенческой жизни в большом городе. Каждый студент сидел в отдельной комнате и в течение двух минут описывал в микрофон свои трудности. В других отдельных, но имевших звукозаписывающую аппаратуру комнатах будто бы находились другие студенты, а на самом деле через наушники передавались заранее записанные на пленку сообщения. Наивный испытуемый об этом не знал и верил, что там находятся реальные люди. Инструкция носила весьма специфический характер. Испытуемый должен был дожидаться очереди перечислить свои студенческие трудности, пока заранее записанные голоса описывали свои, и когда его очередь подходила, говорить в течение двух минут. Когда испытуемый не говорил, микрофон выключался, и он или она должны были слушать других, как при групповой психотерапии. Всего в изначальном эксперименте участвовали пятьдесят девять девушек и тринадцать юношей.
Первой пускалась запись заранее записанного голоса студента, предположительно больного эпилепсией. Он признавался «группе», что страдает припадками. Говорил он взволнованно и запинаясь и отмечал, что особенно тяжелые припадки случаются, когда он готовится к экзаменам. Голос «эпилептика» сообщал о том, что жить в Нью-Йорке трудно и трудно учиться в Нью-Йоркском университете. Затем этот голос стихал и раздавался другой. Наивный испытуемый, понятно, не знал, что это звучит магнитофонная запись, и думал, будто слышит живого участника исследования. Новый голос был энергичным и веселым. Потом подходила очередь самого испытуемого, потом раздавались другие бесплотные голоса и, наконец, случалось следующее: у «студента-эпилептика» начинался припадок. Наивный испытуемый, конечно, не мог этого видеть, поскольку находился в отдельной комнате; не мог он видеть и реакции своих предполагаемых соседей, хотя на самом деле единственным другим участником был магнитофон в смежной комнате. Наступала очередь «эпилептика» участвовать в «дискуссии». Актер, изображавший его, начинал говорить нормальным голосом, который постепенно становился все более неразборчивым, громким, настойчивым, пока, наконец, не достигал крещендо. «Я… э… а… мне кажется… я… я… мне нужна… а… а… не мог бы кто-нибудь… э… э… э… оказать мне… оказать мне помощь… э… э… мне действительно плохо… э… э… сейчас и я… э… э… если ктонибудь поможет… это было бы здорово… потому что у меня… э… э… при… припадок… э… э… м-мне нужна… по-по-помощь… кто-нибудь… [слышно, как «эпилептик» давится и задыхается] я-я-я умру… помогите… припадок…» Раздавался хрип, и наступала тишина.
Теперь единственный живой участник, который, конечно, думал, что он один из нескольких других живых испытуемых, мог бы в любой момент выйти из своей комнаты и обратиться к сидящему в холле экспериментатору за помощью. Перед тем как предоставить «группе» возможность обсуждения трудностей студенческой жизни, экспериментатор ради соблюдения секретности сообщал испытуемому, что ознакомится с высказываниями участников позднее, по магнитофонным записям. Впрочем, при этом он просил испытуемого следовать протоколу и говорить в свою очередь.
Дарли и Латан постарались создать экспериментальные условия, как можно точнее соответствующие обстоятельствам убийства Кэтрин Дженовезе. Тогда свидетели видели других свидетелей, но не могли общаться с ними, разделенные оконными стеклами. Во время эксперимента испытуемый мог слышать других «участников», но не мог увидеть их или связаться с ними, потому что находился в отдельной комнате и мог пользоваться только микрофоном, который включался лишь в тот момент, когда подходила очередь испытуемого говорить. Таким образом, когда случался «припадок», испытуемый знал, что другие могут это слышать, но также знал, что сам не может с ними ничего обсудить, потому что его микрофон выключен.
Поддельный припадок в эксперименте Дарли и Латана длился полных шесть минут, также по аналогии с убийством Дженовезе, которое представляло собой не единственный удар, а несколько. Студенты имели возможность подумать, а потом действовать. Результаты показали, что очень немногие (если быть точными, 31%) начинали действовать: это очень сходно с 32–35% испытуемых Милграма, проявившими неповиновение.
Однако потом ситуация усложнялась.