Открытая книга

Тяжелая машина с железным лязганьем прошла по Ленинградскому шоссе.

— Ты не представляешь себе, как она сегодня вела себя, — сказала я, чувствуя, что мое пылкое желание немедленно рассказать Андрею о поведении Глафиры Сергеевны прошло и что мне гораздо больше хочется спать, чем говорить о том, что мы, в сущности говоря, давно уже знали. — Пришла с Крамовым и весь вечер командовала. И знаешь что? Она поумнела.

Андрей засмеялся.

— Что же ты, Татьяна? — сказал он. — Меня разбудила, а сама уже спишь. Нет уж, тогда давай разговаривать.

Кто-то прошел под окном, но у меня были закрыты глаза, и я догадалась об этом не по шагам, а по тени, косо скользнувшей по потолку, по стенам. Но тень скользнула не наяву, а во сне.

— Ох, прости, совсем забыл, — сказал Андрей, когда я уже совсем засыпала. — Тебе звонил из Рыбтреста Климашин.

Климашин был заместителем директора Рыбтреста.

— Просил передать, что договорился с наркомом о твоей командировке.

— Что такое? — Я открыла глаза. — О какой командировке?

— В Баку или в Астрахань. Он сказал, что тебе предоставляется выбор.

— Да что он, с ума сошел?

Я вскочила и зажгла свет.

— Что с тобой?

— Ведь он же обещал мне, что ничего не станет делать через голову Крамова! — сказала я с отчаянием. — Мы же договорились! А теперь Крамов снова подумает, что я стараюсь устроить свои дела за его спиной.

— Позволь, но я по разговору с Климашиным понял, что ты сама поставила вопрос о командировке.

— Не поставила вопрос, а просто сказала, что в лаборатории — выходит, и что теперь следовало бы организовать проверку в широком масштабе. Им только слово скажи — и вот, пожалуйста. Позвонили наркому. А нарком позвонит Крамову, и опять окажется, что у меня от него какие-то тайны… Черт бы побрал этого Климашина! И чего он так торопится, не понимаю. Не горит же его Рыбтрест!

— Наверно, горит. Да ты сама-то хочешь ехать на промысел?

— Конечно хочу.

— Ну и поедешь. — Он ласково погладил меня по лицу. — Не сердись. Обойдется.

Нечего было надеяться снова уснуть, тем более что Андрей вдруг объявил, что он страшно голоден, и, глядя, как он вкусно ест холодное мясо, оставшееся от обеда, я вспомнила, что за всеми хлопотами и заботами так и не поужинала у Заозерских. Мы присели к столу и долго, с аппетитом ели мясо.

С прошлого выходного, когда у нас были гости, осталось вино, и осторожно, чтобы не разбудить Агнию Петровну, мы достали бутылку из шкафика, висевшего недалеко от ее изголовья, и выпили из горлышка — искать рюмки, стоявшие в том же шкафике, было рискованно, да и не к чему…

* * *

Митя по-прежнему занимался вирусной теорией происхождения рака — вопросом, который был новостью в начале тридцатых годов и который казался руководителям Наркомздрава далеким от клиники, отвлеченным, неясным. По-прежнему он выступал на всех съездах и конференциях, по-прежнему его блестящие по форме, но преждевременные обобщения убедительно опровергались… Ему было трудно — это превосходно понимали и друзья и враги.

На другой день я поехала в институт Габричевского. Митя был занят — показывал ленинградским микробиологам свою лабораторию, и мы перекинулись только несколькими словами.

— Ох, не терпится кому-то меня проглотить! — с раздражением сказал он, когда я спросила о составе комиссии. — Ну ладно же! При случае скажу наркому, что очень рад: наконец представился случай познакомить его с моей работой.

— Вы бы отдохнули, Митя.

— А что?

— У вас лицо усталое.

— Это потому, что я ночь не спал. Ничего, Танечка, — сказал он, улыбаясь. — Не беспокойтесь обо мне. Все будет в порядке.

Мне не хотелось уходить, и несколько минут мы молча стояли в коридоре.

— Мы часто говорим о вас, Митя.

— Спасибо.

— Заходите к нам.

— Непременно.

На волге

Нарком звонил Крамову — я поняла это, войдя в его кабинет. Все время, пока я старалась доказать, что ничего не знала о разговоре Климашина с наркомом, Крамов шагал из угла в угол. Не знаю, о чем он думал, останавливаясь время от времени, чтобы холодно взглянуть на меня, — должно быть, решал, что со мною делать — немедленно убить или приговорить к тягчайшему покаянию.

— Полно оправдываться, Татьяна Петровна, ничего особенного не произошло, — любезным и даже еще более любезным, чем обычно, голосом сказал он. — Раз уже вы взялись за это дело, нужно довести его до конца. А что это, я слышал, вы икру на свои деньги покупали? — перебил он себя, засмеявшись. — Вот это уж совсем напрасная жертва. Я полагаю, что бюджет нашего института не пострадал бы от приобретения зернистой икры.

— Это не имеет значения, Валентин Сергеевич.

Мы с Леной Быстровой действительно покупали икру на собственные деньги, и Лена каждый раз ругалась, потому что икра была дорогая. Но не могла же я, в самом деле, звонить в Рыбтрест и от имени нашего высокопочтенного института просить двести граммов икры на бедность!

— Итак, когда же вы намерены отправиться в путь?

— Когда вы сочтете это необходимым.