Во всей Гаскони и во всем Провансе ловили сетями съедобных перелетных птиц. В конце сентября стаи голубей
из Скандинавии и Юры летели в Страну Басков, жители пиренейских деревень устанавливали гигантские вышки из трех столбов с крошечной площадкой наверху. С этого наблюдательного поста один из мужчин следил за горизонтом. Остальные ловцы прятались в листве. Человек на вышке держал в руках плоский кусок дерева, вырезанный в форме летящей хищной птицы. Когда стая приближалась на расстояние 100 ярдов, он подбрасывал деревянную птицу в воздух, стая опускалась вниз и попадала в сети. Работу по убийству птиц мужчины оставляли женщинам, которые перекусывали голубям шеи и могли за несколько минут истребить их несколько сотен.В Провансе рагу из певчих птиц было популярным лакомством, там можно было купить на рынке связанных за клювы соловьев и других певчих птиц. Считалось, что птицы поедают урожай оливок и других культур. До информационных кампаний
, проведенных в середине XIX века, и до появления в 1862 году закона, запрещавшего красть птичьи яйца из гнезд и уничтожать гнезда, никто, кажется, не замечал, что птицы едят вредных насекомых. Были люди, которые сажали ягодные кусты возле двери, чтобы высовываться из окна и убивать птиц палкой. Уже в 1764 году Тобайас Смоллет (известный английский писатель-романист родом из Шотландии), проезжая по Южной Франции, заметил нечто вроде экологической катастрофы.«Можно проехать через весь юг Франции
и все графство Ницца, где нет недостатка в рощах, лесах и лесопосадках, не услышав песни дрозда, коноплянки, щегла или любой другой птицы. Повсюду тишина и одиночество. Несчастные птицы уничтожены или улетели искать убежище в других краях от свирепого преследования со стороны людей, которые не жалеют сил, чтобы убивать и ловить их ради своего пропитания. Едва ли хоть один воробей или крапивник, хоть одна малиновка или синица могут уцелеть от ружей и силков этих неутомимых охотников на птиц».Большинство крупных диких млекопитающих были обречены еще задолго до того, как увеличилась численность людей. Вырубка лесов и суровые зимы
выгоняли большие стаи волков из лесов и гор в глубь тех частей Франции, где природа считалась укрощенной, а жизнь цивилизованной. Стая шла цепочкой по одному, след в след, из-за чего было трудно установить ее численность по отпечаткам лап на снегу. Полуостров, образованный изгибом Сены между Руаном и аббатством Жюмьеж в Нормандии, в конце лета 1842 года был так плотно заселен волками, что их вой можно было слышать на холмах над этим промышленным городом.Рассказы о волках-оборотнях отражали настоящий страх. В «Госпоже Бовари» «волки, которые бегают по полям ночью», – одна из причин, по которой юная Эмма считает деревню «вовсе не веселым местом». Закон, проведенный через органы власти после Французской революции, устанавливал плату за каждого убитого волка
. Чтобы получить деньги, охотник должен был показать префекту голову животного. Цена была 20 ливров за волчонка, 40 за взрослого зверя, 50 за щенную волчицу и 150 за известного волка – убийцу людей. В 1880-х годах все еще убивали каждый год больше тысячи волков. Несколько приходов объединялись и организовывали облавы (по-французски battues) – вооружались пиками и дубинами и прочесывали лес, чтобы прогнать прочь волков и кабанов. Эти бойни продолжались и тогда, когда угроза миновала. Они до сих пор остаются важными событиями в жизни местного общества: в Юре осенью можно увидеть, как все мужчины некоторых деревень выстраиваются на одинаковом расстоянии друг от друга вдоль вьющейся среди гор дороги и с ружьями в руках ждут, когда из леса выбежит выгнанный загонщиками кабан.
В горах самой большой угрозой для диких животных была не самозащита людей и не склонность к совместной деятельности, а тяга людей к самоуничтожению. Для охотников на серн их занятие явно было чем-то вроде наркотика
. «Дикий и изнуренный вид выделяет их в толпе, даже когда на них нет охотничьей одежды. Вероятно, из-за этого злого выражения лица некоторые суеверные крестьяне считают их колдунами» (Соссюр). Охотники на серн рисковали своей жизнью почти даром. Они уходили в горы, как только рассветало, взбирались вверх по ледникам, где лед прогибался и стонал у них под ногами, и старались до восхода солнца подняться выше, чем стада серн. Некоторые уходили на много дней, взяв с собой лишь столько сыра, сколько умещалось в кармане, и немного твердого как камень хлеба, все дальше и дальше в снежную пустыню вслед за убегающими сернами. Часто спуск обратно бывал таким долгим и трудным, что охотник мог принести только шкуру убитого животного.