Открытие Индии (сборник)

Спускаемый модуль с серпом и молотом на боку и вашим покорным слугой внутри, прилунился ровно на полчаса раньше и на двадцать метров западнее, чем американский. Мне как раз хватило времени, чтобы водрузить над Луной алый стяг. Его алюминиевое полотнище украшало изображение срамного человеческого органа, любовно прорисованное в косоугольной изометрии. Что-то, возможно ярко выраженная индивидуальность, а возможно и потрясающие анатомические подробности, говорили о безусловном использовании художником натуры. За гораздо меньший натурализм лет шестьсот назад меня едва не спалили на костре. Я трудился над рисунком весь полёт, изведя всю зубную пасту, весь малиновый джем и измазав до неузнаваемости натуру. Всю.

Нерукотворный этот, поистине неземной шедевр символизировал моё отношение к американской лунной программе, во-первых; и той глупости, в которую вылились мои заблуждения конца прошлого века, опрометчиво подаренные товарищу Главному Мечтателю, во-вторых. Или наоборот. Счет не принципиален.

Бедняга Нейл Армстронг! У него было туго с чувством юмора, и он потом чего только не молол о первых лунных впечатлениях…

Скандал насилу замяли колёсами «Луноходов», а меня, за надругательство над святыней, по сто семнадцатой статье УК отправили в зону вечной мерзлоты, добывать стратегическое сырьё. Я оттрубил до упора, и – не сдох. Даже волосы не выпали.

«Откинувшись», тем не менее, решил отдохнуть. В глуши, на Урале. Женился, устроился дворником со служебной квартирой. Покой нам только снится: начальник ЖЭУ оказался зоологическим юдофобом и стремился выжать из претворённого в жизнь самого короткого анекдота максимум смешного. Вдобавок жена, стойкий фанатик бега трусцой, владела замашками бытового тирана, фараона наших дней: «И в могилу – со мной!»

Я бегал трусцой с метлой наперевес.

Потом пришёл черёд «новому мышлению». Оставив жену вместе с квартирой, я двинулся сквозь проломы в железном занавесе смотреть на дивный новый мир. Возвращался, конечно, иногда. Ностальгия какая-то появилась, да и «заначки» основные в России были оставлены.

Возле одной из ухоронок он меня и поджидал. Спросить его, как он вышел на меня, я не успел…

3

Легендарные подземелья Невьянской башни в самом деле полны демидовского золота. Только пробраться к нему не всякому дано. Я думал, только мне. Я ещё не знал о нём и его жажде.

В кромешной темноте литейного каземата он всадил мне в живот полную обойму из «Кипариса». Затем отсёк голову самурайским мечом и сжёг усеченное тело в доисторической «Вагранке» – на превосходном, несмотря на возраст, древесном угле.

Пепел он сгрёб в брезентовый мешок, приготовленный мною для червонцев, отнёс на стройку противоядерного бункера для параноидального «нового русского» и вывалил в миксер со спецбетоном, применявшимся в прежние времена только для возведения ГЭС и АЭС. Бетон залили на глубину, где уже отдаёт жаром ядра Земли. Голову он отдал знакомому таксидермисту, скромному гению своего дела, страдающему временами запоями, но любопытством – никогда, и тот набил её соломой без единого вопроса.

Тогда-то, наконец, он возликовал. Он возомнил себя превзошедшим Пославшего меня – во всём; решил, что это он Всадник белый, и что первая печать снята. Он ощущал уже в руке лук, а на голове венец победоносный, и полагал себя вышедшим, чтобы победить.

Но он ошибся. О, как он ошибся! Да и моё время, увы, ещё не пришло…

И вот, я стою перед огромным, во всю стену ванной комнаты, зеркалом, и ювелирно-отточенными взмахами бесценного катана сбриваю эту его дешёвую мушкетёрскую бородёнку, пижонские усики и крашеные кудри… А с туалетного столика смотрит на меня пронзительно-безумным взглядом его голубых глаз моя бывшая голова.

Как живая.

Поставлю-ка я моему новому другу-чучельнику ещё одну бутылочку «Смирновской»!..

1998 г.

Жало

Жало родилось из жутких алкогольных видений, преследующих Никифора Санникова днём и ночью, и обломка метеорита, украденного его сыном из районного краеведческого музея. Никифор зашибал частенько, но пить запоем стал только тогда, когда попёрли с работы. Председатель сельсовета принял нового водителя – собственного племянника, а Никифора послал подальше: надоел ты мне, пьянь засранная. Чем же я теперь буду детей кормить? – спрашивал у председателя похмельно рыдающий Никифор, а тот злобно орал: меня это не ебёт, на вахту поезжай, нехер тебе тут делать, даже кочегаром не возьму!