Открытие Индии (сборник)

Спутница Коперника снова просвистела какую-то фразу и – присела. Строго говоря, даже не присела, а изменила позу. Примерно такие положения принимают индийские танцовщицы: ноги широко расставлены, ступни вывернуты наружу, руки размещены самым невероятным способом… Копернику вспомнилось, что в индийском танце эти па что-то символизируют, связанное с покорностью женщины, что ли? Во всяком случае, то, что символизировала поза его спутницы, было понятно даже Николаю. А мужикам в лохмотьях и подавно. Они мигом забыли о конструкторе и двинулись к ней, плотоядно урча и сбрасывая на ходу одежонку. Дама спокойно ждала.

Коперник взял шинель, книжку, забрался в лодку и лёг там ничком, прямиком на подсохшую рыбу. Потом обмотал шинелью голову и закрыл глаза.

От звуков, доносившихся с берега, его подташнивало.

Наконец всё стихло, а через минуту раскатисто громыхнул «Фанданго». Трижды и – после небольшой паузы – ещё раз. Николай не двигался. Мимо лодки прошелестели лёгкие шаги. Плеснулась вода. Коперник понял, что женщина мылась. Он стал ждать.

Потом с него сдёрнули шинель.

– Нужно плыть, – сказала дама без всякого выражения.

У неё действительно была превосходная по любым меркам фигура и полупрозрачная розоватая чешуя по всей коже, от ключиц и ниже. Там, где у земной женщины… впрочем, туда Николай старался не смотреть.

Портупею с вложенным в кобуру револьвером она держала в руке, а папаха была никакая не папаха. Так у неё росли, оказывается, волосы. Курчавые, очень густые, совсем как у покойных – да, теперь уже покойных – оборванцев. Только не кудлатые, а нежные, наподобие каракуля.

– Нужно плыть, – сухо повторила она и стала одеваться.

Глаза у неё, между прочим, оказались обычные. Ну, не то чтобы совсем обычные, потому что настоящая красота редкая штука. Красивые карие глаза с длинными ресницами. На ресницах висели капельки. Вряд ли эта железная дама плакала. Наверное, просто остались брызги после купания.

– Можешь называть меня Тэссой, – добавила она, полностью одевшись, наглухо застегнувшись и натуго затянув портупею.

* * *

Николай грёб молча, уже извещённый, что цель движения – Овечий камень. Здоровенная мрачная скала на берегу реки, про которую в этих краях рассказывали множество пугающих историй на любой вкус. Детям – о бродящих там кровожадных волках, подросткам – о «беглых тюремщиках», прячущихся в тайной пещере. Женщинам – о насильниках, а мужикам о русалках. Коперник всегда, вслед за своими просвещёнными родителями, считал эти старушечьи байки форменной ерундой.

Видимо, напрасно.

Где-то под Овечьим камнем находилась «кроличья нора», из которой нагрянули по душу Николая все эти чешуйчатые братцы-кролики, и в которую предстояло вскоре лезть ему самому. Или – если он откажется спускаться добровольно – быть сброшенным в виде трупа. Оказывается, часов семьдесят-восемьдесят после смерти его тело, приготовленное специальным образом, вполне способно заменять живого Николая Коперника.

При наличии рядышком бесценного сочинения В.В. Хлопьева, разумеется.

Желание спорить, протестовать, выяснять детали собственной дальнейшей судьбы у Николая к тому времени совершенно пропало. После того, как Тэсса вначале отдалась трём уродам, а после хладнокровно их пристрелила, стало понятно, что дела творятся лихие. И что попытки Коперника проявить независимость выглядят в лучшем случае жалко. Вдобавок выяснилось, что упокоенная троица никакие не конкуренты, как Николай предположил вначале, а соратники Тэссы. То ли они её подстраховывали, то ли пытались, выражаясь чиновничьим языком, «подсидеть», то ли ещё что. В подробности она, по привычке говорить минимум минимумов, не вдавалась. Коперник же подозревал, что после того, как Тэсса отыскала требуемого человека с книжкой, с нею просто решили тихомолком покончить. Чтобы не амнистировать.

Так ли, этак ли, ему-то всё одно выходило плохо. И, между прочим, он проголодался.

На сообщение об этом Тэсса ответила лаконично, показав пальцем на рыбу и сказав «ешь». Сама она кушала с замечательным аппетитом, не заботясь о том, что лещи и голавли подсохли и, кажется, начали малость пованивать. Николай с вызовом, больше похожим на разминку перед истерикой, сообщил, что вряд ли способен, как некоторые, пожирать рыбу сырьём.

– Значит, придётся высадиться, – оперативно решила она.

До сих пор Николай считал себя бывалым таёжником, тёртым туристом, ну, словом, человеком, который в лесу не пропадёт, в горах не погибнет. Во всяком случае, разводить костёр с одной спички он умел споро. Сейчас же произошёл какой-то сбой. Будто кто-то могущественный вроде небесного Пожарного Инспектора наложил на Коперника заклятье. Чего только не предпринимал конструктор механических передач, проклятый огонь не желал разгораться.

– Ну? – спросила Тэсса, когда Николай, растирая покрасневшие, слезящиеся глаза, в очередной раз выполз из вонючего дымного облака. – Разжёг?