– Дело в том, что она так увлечена танцами. К тому же убеждена, что вы все ещё за картёжем. И если вы намерены что-то изменить, сейчас самое время…
Ваня, наконец, понял, к чему клонит верный старик. «Маленькое платье» от Шанель никак не сочеталось с набедренной повязкой из лягушачьей шкуры, и Машеньке нынче пришлось обойтись тривиальным шёлковым бельём.
– Сколько времени вам понадобиться на подготовку экипажа? – спросил царевич.
– Он уже ждёт вас, ваша светлость. Возле греческой калитки сада.
Ваня с чувством пожал сухую ладонь Кирилла Матвеевича и бросился вон.
Лягушечья шкурка с изнанки была мягкой, бархатистой. Пахла берестой, родниковой водой, цветком кувшинки, ещё чем-то неуловимым. Пахла Машей. Ваня скомкал её в кулаке и, сжав зубы, быстрым шагом отправился на кухню. Сердце колотилось как строчащий автомат системы Томпсона.
Мсье Татю колдовал с соусом. Интересно, для кого? Ваня совершенно определённо высказал решение заночевать во дворце. А впрочем, какая разница?
– Прочь! – сказал он коротко. – Allez!
Проворно, точно покрытый крестным знамением нечистый дух, повар ретировался.
Ваня раскрыл дверцу плиты (мсье Татю считал, что пища должна готовиться только на живом огне) и швырнул шкурку внутрь. Затрещало. Цесаревич захлопнул дверцу, повернул до упора замыкающий винт и выбежал прочь.
На миг Ване показалось, что сквозь его собственное лицо проглянула узкая, с прыщиками на подбородке, мордочка Мити Елпырина. И победно усмехнулась.
Никто не мог сказать точно, когда и куда пропала Машенька. Одна лишь Соня помнила, что она в какой-то момент страшно побледнела и, попросив прощения, ушла в сторону дамской комнаты. Челядь разводила руками: «Неужто мы упустили б её из виду, такую красивую? Нет, не выходила». Бесследно пропал и негодяй-провокатор Кирилл Матвеевич.
Лучшие силы государства были брошены на розыски, и всё-таки… Всё-таки покамест оставались безуспешными.
Ваня в крайнем отчаянии решился на поход к баронессе Феодоре Карловне, о которой поговаривали, как о ворожее и чернокнижнице.
Старуха – фиолетовый брючный костюм, гофрированная манишка, сапожки со стразами и нога на ногу – приняла его, восседая в креслах и покуривая вонючую трубочку с тонким мундштуком. Ване показалось, что со времени их последней встречи Феодора Карловна ещё больше почернела и высохла. Сейчас она не просто напоминала ведьму, как прежде, а натурально была ею.
– Что, колуппчик, фаша сфетлость? – нарочно коверкая речь, спросила немка и добро улыбнулась, обнажив белёсые дёсны и жёлтые от кенийского табаку зубы. – Агнессу фам позфать?
Ваня, наклонившись к самому лицу карги, отчеканил:
– Баронесса, я не в том настрое, чтобы шутить. Советую воздержаться от подобного тона. Вам, должно быть, известно о моём горе. Способны ли вы помочь в поисках?
Феодора Карловна выпустила в его сторону струю сизого дыма и рассмеялась отвратительно:
– Отчего ж не помочь? А знаете ль, цесаревич, какую цену я запрошу? – Акцент из её речи исчез совершенно. Как и показная доброта из линий страшного лица.
– Не полцарства ли? – спросил Ваня, готовый ко всяким пакостям со стороны старухи.
– Мы, кажется, уговорились не острить, – прошипела ведьма. – Да и на что мне ваше полуцарство? Брать, так всё целиком. – Она встала и направила трубочку Ване в грудь. – Честь отдадите?
– В каком смысле, уточните, – спотыкаясь на согласных, проговорил Ваня.
– В аристократическом, разумеется! – ещё гадостнее, чем прежде, захохотала немка, тряся головой. – Станете подонком ради любимой?
– На что вам моя честь, баронесса? – титул Феодоры Карловны Ваня буквально продекламировал. – Свою потеряли?
Ведьма словно не заметила оскорбления. Или не сочла это оскорблением?
– О, мин херц! Сие – ценная штучка, если знать толк. Брильянт, да какой! Я их давненько собираю, один к одному. Такие экземпляры имеются – что ты! Не желаете ль взглянуть на коллекцию?
Она прошествовала к бюро, достала из-под одежды ключ с замысловатой бородкой, открыла один из ящиков. Вынула шкатулку, откинула крышечку. В шкатулке, в бархатных гнёздах покоились прекрасные камни. Некоторые были прекрупными. Около полудюжины углублений оставались не заполненными.
– Вот, полюбуйтесь особо на крайний самоцвет. Последнее приобретение. А какова огранка! Эта честь принадлежала вашему кузену, цесаревич. Князю Дмитрию Елпырину. Мальчик проигрался в прах. Из-за каких-то двадцати тысяч империалов мог потерять честь в глазах света. Предпочел отдать её мне, посчитав, что это всего лишь оборот речи. Сейчас служит на побегушках у какого-то брачного афериста. Долг, кстати, так и не вернул, спустил на скачках. Зато уже без прежней робости и сомнений. – Феодора Карловна отставила шкатулку. Не закрывая. – Что, ваша светлость, готовы ль на торг?
– А любовь… не пострадает?
– Настоящая – нет. Зато в походе беспременно будет способствовать удача. Да какая!
– Тогда готов, – сказал Ваня твёрдо. Он был уверен, что честь, выкованная десятками поколений великих предков, его не оставит. Никогда.