Открытие, которого не было

– Так что, не сиди, голуба моя! – приняв суровый вид, сказал Олег Петрович. – План оперативных мероприятий по установлению причин обнаруженного интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – мне на стол! И вперед. Первые результаты попрошу завтра к вечеру!… – начальственно прихлопнул он ладонью по столу.

Заметив, что подчиненный собирается что-то сказать, опытный руководитель не дал ему этого сделать:

– Пан профессор чем-то недоволен? А зря! Когда вы добровольно, подчеркиваю, добровольно, шли работать в органы, профессор, отпуск в летний период вам никто и не обещал!

Со вкусом произнеся эту тираду, полковник Кондрашов добро, по-отечески, улыбнулся подполковнику Стеклову.

Аркадий недовольно опустил желтые бульдожьи глаза и отправился к себе в кабинет.

Войдя в бывшую спаленку гимназистки, служившую ему кабинетом, он сел за стол и открыл сейф. Потянулся было к папочке с информацией об убийстве голландца, но его рука как-то сама собой нырнула на нижнюю полку, а там в ладонь нетерпеливо впрыгнул дамасский кинжал.

Он достал клинок из сейфа, вытянул из ножен и покачал в руке. Потом, взял левой рукой лежащий на столе лист белой бумаги. Поднял его над головой и отпустил. Когда белый лист, неторопливо планируя, поравнялся с его лицом, Аркадий резко провел по бумаге лезвием кинжала.

Лист мгновенно распался на две ровные половинки. Они сначала изумленно застыли в воздухе, а, затем, будто супруги, давно мечтавшие расстаться друг с другом и наконец-то получившие развод, радостно устремились в разные углы комнаты.

В свое время тайна восточной сверхстали очень интересовала Аркадия Михайловича.

Над разгадкой удивительных свойств булатов в первой половине девятнадцатого века ломали головы десятки выдающихся ученых Европы. В том числе король эксперимента, создатель теории электромагнетизма англичанин Майкл Фарадей, для которого, казалось, вообще не существовало не раскрываемых тайн природы.

Все они потерпели поражение.

«Что острее дамасской стали? – спросил себя Ар-кадий строчкой древней восточной присказки. – Только голова! – ответил он ее же словами. – Что-то все разворачивается слишком быстро… Хотя, если в Каланчевке случилось то, что случилось, то нет ничего удивительного.»

6. Взрывоопасное изобретение Толи Эдисона

Маршрутка снова везла Аркадия в Каланчевку.

Он покачивался на мягком сиденье рядом с водителем и думал о вещах, очень далеких от оперативного плана, который ему предстояло осуществлять.

На его составление он потратил почти час. Полковник Кондрашов план внимательно прочитал. Занимаясь этим, он поджимал губы, недовольно морщился, задавал многочисленные вопросы, но, в конце концов, все-таки утвердил. В итоге, за всеми этими хлопотами пообедать подполковник Стеклов так и не успел. А на город уже незаметно надвигался вечер.

И когда, маршрутное такси неспешно проезжало мимо необычного сооружения, размещенного на пришвартованном к берегу дебаркадере, Аркадий тронул своей широкой лапой водителя за плечо:

– Останови, друг!

На дебаркадере размещался единственный каланчевский ресторан. Он назывался «На пристани».

Подполковник решил поужинать здесь. Но, это была все-таки не главная причина его посещения этого места, пользующегося в поселке не слишком хорошей репутацией. Если уж на то пошло, поужинать он мог и у Паши Папаса. В ресторане «На пристани» он собирался осуществить пункт номер один плана оперативных мероприятий, утвержденного полковником Кондрашовым.

Своим обликом ресторан напоминал Зимний дворец, только уменьшенный в десять тысяч раз.

Когда-то эта узорчатая шкатулка, действительно, была пассажирской пристанью. Над входом в нее до сих пор проступали сквозь многочисленные слои краски черные буквы «Пароходство «Пороховщиков и К.» В ноябре девятнадцатого года владелец частного пароходства отбыл из города вместе с отступающими колчаковскими войсками. И с начала двадцатых годов в миниатюрной модели дворца российских императоров навсегда поселился ресторан.

Он пришелся настолько к месту, что, казалось был тут всегда, а существование в нем какой-то пассажирской пристани было просто красивым мифом, дающим основание для романтического названия. Не одно поколение каланчевцев именно с ним связывали свои представления о красивой жизни, необузданных загулах и сладком, как сибирский гречишный мед, разврате.

Много лет назад только что окончившие школу Аркадий Стеклов и Паша Папас сидели здесь за столиком, смотрели сквозь высокие, разделенные мелким переплетом окна, на гранатовый сибирский закат и мечтали.

Закат манил в свой таинственный огонь. Тогда им казалось высшим счастьем – убежать из Каланчевки в большой кипящий мир. Теперь и Паше и Аркадию счастье представлялось по-другому.

Подполковник прошел по слегка вибрирующему под ногами переходному мостику на дебаркадер и ступил на его дощатый настил.

Старые стеклянные двери, напоминали своей легкостью и гнутым переплетом, блестящие крылья гигантских стрекоз.