Открытие медлительности

Шестьдесят семь живых трупов — истощенные, исхудавшие тела, спутанные волосы, отрешенные лица, грязная кожа, согбенные спины — вот что осталось от них! Они сидели безучастно на этом голом, отвратительном клочке земли и ожидали смерти. Никто не рожал детей, и в этом был свой резон: что делать детям в этом мире, в котором для них не уготовано ничего, кроме острова Флиндерса? Печальные картины предстали перед взором Джона, напрасно он пытался удержать их в голове, они пробили себе дорогу к нему в душу. Они засели там и вопрошали: «И что ты собираешься с этим делать, Джон Франклин?» Он отвечал: «Не поддаваться! Действовать!»

Теперь все выглядело здесь совсем иначе — эти прелестные белые домики, пурпурные горы, синяя река, дамы в пышных нарядах и застегнутые на все пуговицы господа с серьезными лицами под чинными фетровыми шляпами, которые они почтительно приподнимали при встрече. За высокопарными словами открывались иные истины.

Полицейские уже не казались верными стражами порядка, роскошные виллы на Бэттери-Пойнт не вызывали желания восторгаться прогрессом и архитектурными красотами, а все эти улицы, собор Святого Давида, дома — они напоминали лишь о том, что все тут построено руками арестантов!

Теперь он знал не только то, о чем мечтают заключенные, но и то, как они живут сейчас. Новехонькая верфь со сладковатым запахом древесины от недоделанных пока корпусов: никакой радости, если ты знаешь, что рабочие ходят в цепях! И запах рыбы, исходящий от развешанных на просушку рыбачьих сетей на Саламанка-плейс, перестал вызывать приятные чувства. Как часто в эти сети попадались тела тех, кто бросался вниз головою с обрыва!

Сэр Джон Франклин снова окопался у себя в кабинете, который он превратил в штаб-квартиру. В его планы входило не только надзирать, карать, вести войну, он хотел перетянуть на свою сторону людей, у которых в душе сидели те же вопросы. И чтобы в будущем таких стало много.

Аборигенам нужно подобрать более подходящее место, чем голый остров Флиндерса. Он поговорил об этом с Монтегью, открыто, но осторожно. Тот выразил несогласие и вьщвинул несколько возражений. Однако уже на следующий день план новой резервации был отправлен в Лондон.

Джейн превосходно справлялась со своей ролью супруги губернатора. Если Джону предстояло публичное выступление, он находил в ее лице бдительную союзницу. Она занималась женской тюрьмой и вела оживленную переписку с Элизабет Фрай из Лондона по вопросам тюремной дисциплины. Она приглашала в гости жен чиновников и поселенцев, равно как и их дочерей, чтобы угостить их струнным концертом или каким-нибудь докладом. Она вела все обширное хозяйство и могла с легкостью, хотя и не блестяще, приготовить обед на двадцать персон, если повар заболел или сбежал. Она, нисколько не смущаясь, открыто высказывала свое мнение по всякому поводу и совершенно не старалась изображать из себя ухоженно-напыщенную первую леди по образу и подобию миссис Артур. Она слишком много путешествовала в своей жизни и прочитала слишком много книг, не говоря уже о том, что повидала достаточно разных людей в трех частях света, чтобы играть в такие игрушки. Она не считала нужным скрывать свой ум, как не скрывала она и своей красоты. Джон не испытывал зависимости от суждений Джейн, но прислушивался к ним с большим уважением. Он любил ее без особой страсти, но доверял ей больше, чем некогда Элеонор. Он не нуждался в ее постоянном присутствии, но, когда она была рядом, она не мешала ему. К счастью, и она чувствовала себя рядом с ним точно так же. И пусть это не было любовью — зато это было согласием!

— Не жди ничего хорошо от Монтегью! — предостерегала Джейн. — Он человек Артура. Он хочет, чтобы ты попал в зависимость от него и тем самым предоставил ему возможность полностью нейтрализовать твои действия.

— Я знаю, — ответил Джон.

— Он думает — губернаторы приходят и уходят, Монтегью остается.

— Вполне возможно, — отозвался Джон. — Мне нужен быстрый первый офицер, который во всем разбирается и к тому же входит в правительство. Без такого человека я не могу предпринять ничего серьезного. Для настоящих дел необходимо иметь защищенный тыл. Хепберн не может, Маконоки не хватает гибкости, а женщина, хотя это звучит по-дурацки, тут не годится.

Джейн это понимала.

— Взять на себя хотя бы часть твоих обязанностей я не могу. Но я могу тебя предупреждать об опасностях. Сейчас я советую тебе остерегаться Монтегью.

— Хорошо, — сказал Джон. — А я советую тебе остерегаться Маконоки. Он идеалист. Мы не должны давать себе морочить голову всякими завиральными идеями. За всеми этими мечтаниями можно упустить политику.

Джейн внимательно посмотрела на него:

— Наоборот тоже хорошего мало!

Ночью она устраивалась у него на плече. Иногда она даже так засыпала и могла спокойно спать, в то время как он лежал без сна и следил за тем, чтобы ее голова не соскользнула. Бывало, впрочем, что она зачитывалась каким-нибудь приключенческим романом и гасила свет уже тогда, когда Джон давным - давно храпел. Однажды утром она сказала: