Открытие мира

Ну конечно, ключ лежал именно там. Только это был не обыкновенный ключ, а ключище, вырезанный из фанеры и размером чуть ли не с самого Альку. Как эти взрослые собирались открывать им обыкновенный замок – уму непостижимо! Но Алька уже начал понимать, что все это – такая же «птичка», как было в случае с фотографом: никто ничего не терял и терять не собирался, только зачем-то этим взрослым надо было устроить такую возню с ключом. Но поскольку ключ нашелся, чего и хотели взрослые, Алька пополз вперед по узкому тоннелю, проталкивая впереди себя ключ, так как развернуться в тоннеле было невозможно, да и лаз сзади загораживал Дед Мороз.

На выходе из-под щита Алька столкнулся лбом с еще одним представителем поисковой команды, но тот отступил в испуге перед неожиданным препятствием, и Алька вылез на свет и, поднимаясь с колен, постарался погромче крикнуть:

– Нашел!

Гвалт стоял такой, что ему пришлось крикнуть еще раз и высоко поднять ключ над головой, чтобы его все-таки заметили, но зато радость присутствующих была непомерна. Взрослые радовались преувеличенно, так как заранее знали весь сценарий, а дети радовались, потому что радовались взрослые. Снегурочка подхватила Альку и как героя повела его вперед. Взрослые восклицали: «Какой молодец, какой молодец!», чем вызвали у Альки большое смущение и новое недоумение: он вовсе не считал, что совершил нечто выдающееся, к тому же еще обманул Деда Мороза. Мама оказалась рядом и тоже радовалась, хотя тоже была смущена похвалами Альке, а дети прыгали от возбуждения и кричали просто так. Один Дед Мороз смотрел на Альку несколько удивленно, видимо, не понимая, как этот мальчик сумел проскользнуть мимо него незамеченным. Или он просто заинтересовался порозовевшей от смущения мамой?

Начали делать вид, что открывают дверь этим ключом, хотя она явно была не заперта, а когда проиграли эту процедуру до конца и наконец распахнули дверь, Алька с тетей Снегурочкой и дядей Морозом, а за ними и все остальные влились в комнату. Елка действительно была большая, под самый потолок, и вся в игрушках, лентах и ватном снеге, но трогать ее опять было нельзя, а надо было рассаживаться на детские стулья, которые были расставлены по стенам. Стульев для всех, конечно, не хватило. Дед Мороз и Снегурочка что-то говорили по очереди, и окружающие по мере понимания пытались совершать то, что они говорили. Кто-то танцевал, кто-то читал стихи, и Алька, кажется, тоже. Потом пели про елочку, потом начали танцевать все вместе и хлопать в ладоши, потом было уже привычное: «Каравай-каравай» и «Гуси-гуси, га-га-га», а потом – полная наразбериха всего вместе с беготней, неизбежными столкновениями и падениями (слава богу, без слез), что чрезвычайно развеселило родителей. Но Альку больше интересовал уже не праздник, а вопросы, застрявшие у него в голове. Почему надо было прятать ключ и обманывать всех, что его потеряли; разве нельзя было просто спрятать и сказать, что дети должны его найти, чтобы войти к елке? Почему этот ключ спрятали так легко, а потом надо было мешать, чтобы его не нашли слишком быстро? Почему это делал Дед Мороз, которому по статусу полагается дарить подарки и всем помогать, но уж никак не мешать? И еще один вопрос, вытекавший из нового наблюдения: почему всему этому радовались не только дети, но и не меньше, а может быть, и больше, сами взрослые? То, что дети могут радоваться любым глупостям и так же легко пускать слезы, Алька уже привык, но вот взрослые?..

Этот вопрос возник у него в голове снова, когда они с матерью вернулись домой в барак и она рассказала Рите и ее подругам, как проходила елка и как Алька нашел ключ. И все девочки тоже стали радоваться и за елку, и за Альку и говорить, что они даже и не сомневались, что он такой молодец, поэтому именно он и нашел ключ, и побежали рассказывать об этом своим родителям. В комнату стали заглядывать соседи и поздравлять Альку, чем опять очень смутили его, и стали уговаривать маму спеть что-нибудь. И она взяла гитару и запела украинские песни, которые выучила перед войной в Харькове: «Дивлюсь я на небо, та й думку гадаю: чому ж я не сокил, чому не литаю…» и еще «Ничь яка мисячна, ясная, зоряна, видно, хоч голки збирай… Выйди, коханая, працею зморена, хоч на хвилиночку в гай…», – и все стояли вокруг с теплыми и радостными лицами, и Альке тоже было тепло и радостно от этого. И тогда впервые ему в голову пришла простая мысль, что все люди: и дети, и взрослые – потому, наверное, и радуются, что им всем очень хочется чему-нибудь радоваться, и лучше не поодиночке, а вместе.