Открытие мира (Весь роман в одной книге)

— Левей! Бревно несет… расколет твое корыто. Говорю, левей! — сипло, отчетливо, как бы совсем рядом, сказал Ленька.

— На Юхоти… вчерась… прорвало запань. — глухо, неохотно ответил дед — бакенщик и выругался. — Прибьет к берегу — возись теперь с кряжами.

— Не твое дело.

— Известно, не мое… Пальцем не ударю, черт с ним, с ихним лесом… Только воду поганят. Кряжи‑то, ровно утопленники, плывут. Тьфу!

Весла в темноте громко всплеснулись, уключины заскрежетали. И сразу из холодного, непроглядного мрака на Шурку и Яшку надвинулись немного наискось знакомый, загнутый вверх нос Капарулиной завозни, фонарь на корме, сутулая спина бакенщика, работавшего веслами, и Ленька, стоящий посреди лодки, опершись на багор. На носу завозни виднелась прилаженная жаровня, отчего нос лодки казался еще выше.

Ребята, оробев, не двинулись с места.

— Эй, где вы там? — крикнул Ленька.

— Здесь… — хриплым шепотом отозвался Шурка.

Капаруля, оглянувшись на берег, тронул одним веслом, тронул другим, и завозня, шурша днищем по песку, подчалила прямо к Шуркиным сапогам. Он попятился от света и лодки, вспомнив летнее озорство над водяным. Яшка тоже благоразумно отошел в темноту. Бакенщик мельком, подслеповато и равнодушно посмотрел на ребят и, вынув весла из уключин, взялся за деревянный совок, лениво отчерпал воду в завозне. Потом перебрался на корму, стал закуривать.

— Опять мой кисет взял? — строго сказал ему Ленька, возясь с жаровней. — Смотри, Капаруля, отниму. Будешь у меня сегодня сидеть без курева всю ловлю… Подай топор и спички, тебе говорят!

Дед усмехнулся в бороду и ничего не ответил. Однако подал внуку то, что он требовал.

— Крути на двоих, — смилостивился Ленька и победоносно покосился на Яшку и Шурку, которые умирали от радости, глядя, как Ленька распоряжается водяным. Значит, он не прихвастнул. Значит, он тут, на завозне, действительно самый главный хозяин, а Капаруля — так, сбоку припёка, муха, не стоящая внимания.

Они влезли в лодку, которая пахла сыростью и рыбьей чешуей, принялись подобострастно помогать Леньке щепать лучинки, разжигать на жаровне смолистые, мелко наколотые еловые поленья. Они не позволяли хозяину завозни утруждать себя, завладели топором, спичками, и скоро Леньке осталось только распоряжаться, покрикивать на работников, сердиться, что он и делал с большим удовольствием.

Раздувая огонь, подкладывая на железную проволочную решетку щепочки и самые тонкие, сухие полешки, чтобы костер поскорей запылал, рыбаки с трепетом разглядывали на дне завозни две грозные остроги на длинных шестах: с частыми, острыми зубьями — на мелкую рыбу, и с редкими, по пальцу, что у бороны, — на крупную, как они догадывались, на пудовую рыбищу, коли она попадется. На каждом зубе блестело свежеотточенное жало, как у удильного крючка, чтобы рыбина не сорвалась, когда ее будут вынимать из воды.

Ах, кажется, в самом деле доведется нынче Шурке и Яшке подержать в руках эти рыбацкие заманчивые вилы! Доведется поцелиться и ударить по окуням, щукам и налимам, да так, что добыча будет проткнута насквозь — с костями, мясом и потрохами. Они станут бить рыбу острогой, как Кузьма Крючков, бедовый казак, колет пикой германцев и австрияков — без промаха и без счета… Хороша саженная вилочка, поддевай ею рыбу, словно со сковороды!.. Да, будут радости невиданные и неслыханные, только бы угодить требовательному, придирчивому хозяину завозни.

И они старались услужить Леньке изо всей мочи и уменья.

А Капаруля — водяной безучастно, угрюмо сидел на корме, курил и плевал в воду.

Ленька потянулся к деду за окурком.

— Экую прорву высосал, старый леший… одну бумагу мне оставил, — проворчал он. — Ну‑ка, дай хоть затянуться разок!

Дед кинул окурок за корму.

— Мал, — сказал он. — Безотцовщина… волю взял. Давно за вихры не попадало?

Ребята изумленно — испуганно переглянулись.

Ленька с яростью накинулся на них, захрипел, закашлял:

— Долго будете валандаться? Тоже мне, рыбаки, огня развести не можете!

Он кричал и командовал пуще прежнего, сызнова требовал у деда топор и спички, которые куда‑то запропастились. Дед послушно отыскал и молча подал коробок, сам наколол новую порцию щепок.

Может, окурок и не падал за корму? Может, ребятам это просто привиделось? И про вихры — только послышалось?

Шурка и Яшка с усердием занялись было опять костром. Но тут длинная, сильная лапа отодвинула их в сторону, не торопясь поправила дрова на жаровне. Косматая борода медленно полезла в самый огонь, поворожила, дохнула, как кузнечные мехи, угли посыпались через решетку, зашипели в воде, и костер сам собой вспыхнул ровным красноватым смоляным светом.