Коля Нема тронул вожжами, чмокнул, свистнул, пока мерин его послушался, и закосолапил рядом с ним. Качнулись дроги, скрипнул песок под колесами. За подводой, держась за дроги, как бы подталкивая их и придерживая вещи, чтобы они с воза не упали, семенила прислуга с ридикюлем, в щегольских башмачках на высоких каблуках, как у Кикимор. Опустив простоволосую голову, девка тревожно косилась на народ. И барыня и Витька с Мотькой жалко, тихонько косились, точно боялись, что их не выпустят из усадьбы. Одна Ия ничего не боялась, она ничего не замечала и не понимала, все пересаживалась с места на место, что‑то болтая, смеясь.
— Посторонитесь, товарищи! — приказал негромко дядя Родя.
Народ молча расступился, пропуская дроги. Трофим Беженец, стоявший позади всех, торопливо стащил лохматую свою шапку.
— Ауфвидерзеен! — пролаял Ганс как ни в чем не бывало, роняя руки, вытягиваясь, глядя неподвижно — пустыми, оловянными глазами на барыню.
— Добрый пути! — пожелал Франц, словно поправляя ненавистного ребятам пленного.
Ну, и сукин же сын этот Ганс! Ему давно следовало дать по морде. Кто это сделает?
Ия, угнездясь на возу, обернулась, приметила ребятню и замахала ручонкой.
— Кишка, Петух, до свидания! — закричала она звонко — весело. — Мы едем в Петроград, к папе… Я скоро вернусь. Что привезти вам?.. Растрепа, а тебе? Говорите скорее!.. Да говорите же!
Не зря в деревне, жалуются: весна да осень — на дню погод восемь.
С осени чего спрашивать, сентябрю и октябрю на роду календарем написано дразнить и мучить народ. А вот маю не обязательно озоровать над человеком, правильней сказать, совсем наоборот: положено вроде бы радовать, утешать больших и маленьких, отцов, матерей, а мальчишек и подавно в самую первую очередь баловать, всем известно, чего они не могут терпеть.
Так нет, поговорка не собирается врать. Что верно, то верно: нынче в мае и солнышко и холодище, тут тебе и сушь и мокрядь. Всякое вперемежку, самое неожиданное. Не успел кинуть на лавку, подальше, ненужную, надоевшую обогнушку, как надевай ее опять, застегивай на все уцелелые пуговицы: зябко. И картуз не забывай, напяливай, прячь нос от дождя под козырек. Про босые гусиные лапы свои и толковать много нечего — хоть реви, растирай окоченелые ступни, их и в валенках не скоро отогреешь. А смирился, вырядился в мамкины опорки, оделся потеплее, глянь, и в помине нет ни дождика, ни стужи. Дымят, как летом после грозы, у колодца, на припеке, моря и океаны, мелеют, исчезают на глазах, и горит — пылает зеленым отрадным пожаром молодая, веселая трава на лужайке. Забористо — крепко несет во дворе из коровьей загородки, а на улице со всех четырех сторон пахнет просыхающей грязью, отросшей крапивой и лебедой, горячими булыжниками на шоссейке и еще невесть чем, дорогим, весенним. Куда подевались холод, ненастье, и не сообразишь толком, да и не хочется ломать голову, она занята другим, нетерпеливым: как бы поскорей освободиться от одежины, опорок и картуза. В избу возвращаться лень и некогда, дай свалю лишнее на ступеньки крыльца…
Однако этакой несуразной погоды, как нынче, Шурке еще не доводилось встречать. Кажется, более затяжной весны не могло и быть. Май, хоть на печь полезай, вот какой рай!
После воскресенья завернул холод, было ветрено и сухо. Доцветала в овраге по Гремцу черемуха, осыпалась ее дурманная краса. В зарослях, под кустами, вся земля снежно белела от палых лепестков. Скоро должна была зацвесть рябина, и тогда окунье зачнет хватать на Волге взаглот, почем зря. Только припасай побольше и покрепче волосяных и нитяных лесок, береги, не проуживай крючки, не зевай, таскай из клокочущей воды упирающихся, полосатых чертей, колючих, с красными перьями, кидай в ведерко да береги пальцы, уколешь — долго будут болеть. Не удалось, как всегда, угоститься лещами, так Шурка окунями побалует, закормит батю и мамку с Ваняткой и сам похлебает вволю наваристой ухи, густой, ложка торчмя станет в блюде от рыбищи, ее тут будет невпроворот. Хо — хо, брат, летело, приближалось славное, верное времечко для заядлых удильщиков, старых и малых, если хоть на часок, на полчасика забыть про усадьбу, про все, что там делается. Уж кому — кому, ребятне вовсе не грех проведать заводину на Волге, песчаную косу с каменным перекатом и иные заветные окуневые местечки.
Совсем собралась рябина осчастливить рыбаков, как нежданно нависли непроносные тучи, потеплело, повалил не черемуховый, всамделишный снег мокрыми, частыми хлопьями, затянуло даль и близь косыми на ветру плотными холстами. От вьюги стало темно, а как она стихла, все вокруг побелело, да так и осталось до вечера.