Открытие Норильска

Тихим и морозным простоял весь декабрь. Солнца, конечно, не было, но в полдень ясно брезжил рассвет. А ночами высоко стоящая в небе луна четко освещала кругом все предметы своим призрачным светом. От дома можно было ясно слышать и видеть, что делается на горе. Светились огоньки штольни и вышки, слышны постукивание молота по буру, стрекот мотора, можно разобрать каждое слово разговора. Богач сделал мегафон, и по нему можно было свободно переговариваться с работающими. Слышно, мотор дает перебои от большой нагрузки, кричишь «Роман, дай больше опережения, прибавь горючее!» Или сверху зовут: «Феодор Александрович, иди заряжать бурки!», и он, набив сумку патронами, шел в гору. Так и текла наша трудовая жизнь.

Однажды вечером перед Новым годом к нам приехал Василий Тынка и, отведя меня в сторону, с таинственным видом говорит: «А Чоня-то седни шаманить будет». Чоня - один из наших пастухов, скромный и молчаливый человек, скорее пожилого, чем среднего, возраста, ничем особенным не выделялся среди своих сородичей. Жена его, Дуня, наоборот, была бойкая, говорливая женщина. Она весьма симпатизировала Елизавете Ивановне, звала ее «кузяйка» и всегда привозила ей что-нибудь: олений коврик под ноги, камусные туфли или чего-либо еще, ожидая отдарки в виде платка, кофточки, бус и т. п., что ей могло приглянуться.

Я слышал, что Чоня шаманит, но не придавал этому какого-либо значения, считая все болтовней. А это оказалось верным, и представляется случай все увидеть в натуре. Я спросил Василия, можно ли нам с ним поехать по смотреть на это действо. Тынка, подумав, согласился при условии, если мы будем вести себя тихо и ни во что но вмешиваться. Шаманить Чоня будет, вымаливая у духов предков помощи и покровительства при промысле зверя и рыбы в наступающем Новом году. Поедем втроем: я, Елизавета Ивановна и Корешков. Шаманство будет происходить отсюда недалеко, в лесу Норильской долины, в специально выбранном месте вдали от обычных стоянок. Василий, оказывается, слукавил: заранее зная, что я непременно поеду, привел с собою вторую санку. По двое в санке мы доехали до места довольно быстро. Это была большая поляна, окаймленная густым лиственничным лесом. Ночь стояла тихая и морозная, ярко светила луна, придавая таинственность всему окружающему. Посредине стоял большой чум высотой вдвое больше обычного и в поперечнике сажени две, так что мог вместить человек 15 и более. У входа вздымался высокий шест с поперечинами, на которых насажены грубо вырезанные из дерева фигурки зверей и птиц. Самая крупная сидела на вершине шеста. По очертаниям она напоминала гагару Очевидно, это следы тотемизма, древнейшей религии, в которой предком рода и даже семьи считалось то или другое животное - зверь, птица. Ему как духу - покровителю поклонялись и чтили. Кругом, по краям поляны, стояло много санок с привязанными к ним нераспряженными оленями. Очевидно, это приехали люди принять участие в шаманстве. Мы откинули полость входа и вошли. Никто на нас не посмотрел, не кивнул и только потеснились, чтобы дать место сесть. Посредине горел костер, и перед ним лицом к входу, сложа ноги по-восточному, сидел Чоня в шаманском костюме и шапочке, из-под которой выбивались седые волосы. Это была парка (короткий халат), искусно сшитая из разноцветных кусочков оленьих шкур и замши, раскрашенных в разные цвета. И парка, и шапка были увешаны разноцветными лентами, бубенцами и колокольчиками, которые будут издавать звон при малейшем движении шамана. Однако он пока сидел, не шевелясь, молчаливо смотрел на огонь и курил большую трубку из мамонтовой кости. По бокам сидели два помощника и тоже молчали. Было тихо. Потом Чоня протянул левую руку, и ему подали большой бубен, тоже увешанный лентами и бубенцами. Он ударил в бубен, тот загудел глухо и торжественно. Шаманство началось. Чоня сидел, раскачиваясь, напевая и ударяя в бубен. Окружающие подхватили этот напев. Видимо, это было моление - вызов духов предков. Пение усилилось, бубен загудел громче, шаман вдруг вскочил, стал приплясывать и кружиться у костра, ударяя в бубен все сильнее и сильнее. Его звуки перешли в непрерывный гул. Помощники рядом тоже вскочили и стали рядом, чтобы в случае чего поддержать шамана. Он стал кружиться быстрее и быстрее, пение перешло в вопли, помощники подхватили шамана сзади за лямку у пояса, перекинутого под мышками, и стали его поддерживать, чтобы он не упал. Наступило всеобщее возбуждение. Фигуры шамана уже не видно. Она слилась в сплошное пятно. Потом он, видимо, впал в бессознательное состояние, так как бессильно повис на руках своих помощников. Все замолкло, его бережно опустили на землю на оленью шкуру, и он лежал неподвижно несколько минут. Потом поднялся и стал говорить. Тынка мне потом рассказал, что шаман в это время виделся с духами - предками, разговаривал с ними, и они предрекли хороший промысловый год. На этом шаманство и закончилось. Все стали разъезжаться, уехали и мы. Я думаю, что Чоня не искал в своем шаманстве каких-либо выгод, кроме уважения окружающих.