Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями

К тому времени, как мистер Дзола сошел с мигрантского корабля, прибывшего в нью-йоркский порт, морфинизм был, пожалуй, самой незначительной проблемой; собственно, лишь наркотик давал ему хоть какое-то облегчение. Дзола поступил в госпиталь Коули в марте 1891 года с рецидивом саркомы в шее, которую до этого удалил хирург в его родном Риме²¹. Опухоль вскоре выросла снова и распространилась, а еще одна опухоль «размером с куриное яйцо» в глотке Дзолы не давала ему ни говорить, ни есть, ни даже глотать. У него был сухой кашель (судя по всему, тот же рак дал метастазы в легкое), и у него не оставалось иного выбора, кроме как обратиться в благотворительное отделение Нью-Йоркского госпиталя, где Уильям Булл сделал ему операцию. Булл отрезал часть опухоли на шее, «размером примерно с апельсин»²², но удалить всю опухоль, не убив пациента, было невозможно. Булл посчитал случай Дзолы безнадежным; по оценкам Коули, Дзоле оставалось жить в лучшем случае несколько недель. Судя по всему, Дзола тоже так думал. Очень трудно представить, в каких еще обстоятельствах он бы добровольно согласился заразить себя смертельно опасной бактерией.

Рожа не относится к болезням, которыми хоть кто-то готов заразиться намеренно. Она процветала в тесноте, при плохой вентиляции и из-за грязного постельного белья в больницах для бедных. И Уильям Булл, и Дзола дали свое согласие на эксперимент, но риск был слишком велик, чтобы проводить его прямо в госпитале. В результате Дзолу заразили у него дома²³.

Чтобы стать хорошим хирургом, помимо одаренности и внимания к деталям надо обладать немалой толикой удачливости.

Коули не был тщательным сборщиком экспериментальных данных, но был врачом с хорошей подготовкой, одаренным хирургом и внимательным наблюдателем. А еще он был настойчив и довольно удачлив. У современных клинических испытаний любого лекарства есть стандартизированный протокол, который гарантирует их повторяемость и корреляцию причин со следствиями.

Коули же, по сути, импровизировал. Его эксперимент был скорее не клиническим испытанием, а неуклюжей попыткой использовать интуитивный биологический механизм. Он хотел вылечить рак Дзолы, а не написать статью. Статьи последовали уже потом.

Так что, тестируя бактерии на Дзоле, Коули пробовал два разных штамма, подготовленных в двух разных источниках и доставляемых двумя разными способами. Сначала он делал на коже пациента небольшие надрезы и наносил бактерии, выращенные на желатине, прямо на раны, но вскоре понял, что этот метод не подходит, и отказался от него прямо посреди эксперимента. Затем он вырастил другие образцы бактерий на говяжьем бульоне и стал делать инъекции дозировкой от половины грамма до двух граммов на определенном расстоянии от надрезов, но и тот, и другой способы лишь вызывали у Дзолы небольшое повышение температуры, учащенный пульс и слабый озноб – ничего похожего на симптомы ужасного антонова огня, которые пережил Фред Штейн.

Наконец Коули понял, что проблема, возможно, состоит в недостаточной вирулентности его штаммов, и попросил двух коллег из Колледжа врачей и хирургов Колумбийского университета приготовить более мощное «варево». Эту смесь он вкалывал большими дозами прямо в незаживающую рану на шее Дзолы, а также в другие места на коже. Через несколько часов организм Дзолы отреагировал – на коже появились локализованные покраснения²⁴. Дзола по-прежнему не мог говорить из-за опухоли, перекрывавшей горло, но вздрагивал и держался за больную голову. Озноб и рвота говорили сами за себя, но температура поднялась всего до 38 градусов – лишь на полградуса выше, чем после применения первой бактериальной культуры Коули.

В конце 19 века биологический взгляд определялся в буквальном смысле линзами новых мощных микроскопов.

Тем не менее Коули решил, что его метод лечения работает, и продолжил курс инъекций. Примерно через месяц лечения опухоли на шее и в глотке Дзолы «уменьшились» – а кое-где и «значительно уменьшились» – в размере²⁵. Это, конечно, было хорошо, но мало напоминало спонтанную ремиссию, о которой он читал в истории болезни Штейна. Впрочем, Коули это не остановило: он решил двигаться дальше, применяя еще более мощные токсины.

Летом 1891 года Коули решил даже отказаться от краткого отпуска и остался в городе, вкалывая пациенту бактериальные токсины. А его коллега по госпиталю Фаркуар Фергюсон отправился в миниатюрное «большое путешествие», чтобы познакомиться с культурой европейского континента. Коули попросил Фергюсона привезти ему сувенир – немного смертоносной инфекции прямиком из Берлина.