Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями

Каждая из мер безопасности – это своеобразный предохранитель, который включается каждый раз, когда слишком рьяный T-лимфоцит решает напасть не на тот антиген – например, антиген здоровой клетки организма. Это своеобразная серия вопросов: «Вы уверены?», «Вы точно уверены?» Только если на все вопросы получен ответ «да», T-лимфоцит превращается в машину-убийцу.

Сигнал «тормоза» в Т-лимфоцитах сильнее сигнала «газа». И не случайно. В противном случае велика вероятность развития аутоиммунных заболеваний.

Правильное включение иммунного ответа против патогенов сохраняет ваше здоровье. Но вот бесконтрольная иммунная реакция на собственные клетки – это аутоиммунные заболевания: рассеянный склероз, болезнь Крона, некоторые формы диабета, ревматоидный артрит, волчанка и более ста других. Они случаются часто, даже несмотря на сложную систему обратной связи. Так что механизм двойной проверки и двойного сигнала активации Т-лимфоцитов – это всего лишь один из многих избыточных механизмов и защитных петель обратной связи, встроенных в иммунную реакцию. Об этих «контрольных точках» активации Т-лимфоцитов никто и не догадывался³⁴. Но теперь лаборатория Эллисона и одновременно с ними лаборатория Джеффа Блюстоуна в Чикагском университете нашли одну из этих контрольных точек³⁵. Блюстоуна новое открытие интересовало прежде всего с точки зрения трансплантации органов и диабета, чтобы подавить нежелательную иммунную реакцию. Но у Эллисона была другая идея ее применения.

Биология – это интересно, болезни – странные и занимательные, иммунология – круто. Но вот рак, признался Эллисон, «бесил» его на личном уровне³⁶. Он был еще ребенком, когда от рака умерла его мама³⁷; он до самого конца держал ее за руку, даже не зная, что это за болезнь и почему у нее ожоги, – только знал, что ее больше нет. Та же болезнь унесла большинство его родных, и, хотя он никогда не говорил об этом вслух, даже себе самому, в глубине души борьба с раком была главным практическим применением его исследований, в ином случае представлявших собой чистую науку. И он решил провести еще один эксперимент, пройти интеллектуальный путь к эмоциональной цели.

– Моя лаборатория всегда занималась в основном базовой иммунологией и примерно наполовину, а то и меньше, опухолями, – рассказывал Эллисон. – Но у меня был новый студент-постдокторант [Дана Лич], который работал с опухолями. В конце лета я описал эксперимент. Я сказал: «Я хочу, чтобы ты вызвал опухоли у некоторых мышей, а потом ввел им [блокирующее CTLA-4] антитело. А другим мышам вызови опухоль, но не давай антитела, и посмотрим, что получится».

В ноябре Лич дал ему результаты: у мышей, получавших антитела к CTLA-4, рак оказался излечен. А у мышей, CTLA-4 которых не блокировался, опухоли продолжили расти.

Эллисон был поражен – экспериментальные данные обычно выглядят совсем не так.

– Согласно данным эксперимент вышел «идеальным»: 100 процентов выживших против 100 процентов умерших. Господи Иисусе, ну… нет, я, конечно, ожидал чего-то. Но не ста процентов. Мы либо вылечили рак, либо что-то очень серьезно напутали.

Нужно было повторить все заново.

– Мы обязаны были это сделать. Тогда был примерно день Благодарения, а эти эксперименты длятся пару месяцев.

Но, по словам Эллисона, постдокторант не собирался отказываться от рождественской поездки в Европу ради кучки мышей.

Эллисон решил начать блокирование сигнала «тормоза» Т-лимфоцитов у мышей, больных раком. 100 % мышей с блокированным сигналом излечились от опухоли!

Эллисон сказал ему просто снова подготовить эксперимент. «Прямо сейчас сделай инъекции всем мышам, а потом делай что хочешь». Чтобы гарантировать как можно более непредвзятые наблюдения, он попросил подопечного обозначить клетки просто A, B, C и D. «Я буду сам делать замеры мышам. Ничего мне не говори». Эллисон сам выполнял всю черновую работу по проверке результатов, но до того, как все закончится, он не знал, какая группа – какая.

– Это было настоящее мучение, – вспоминает Эллисон. Он приходил каждый день и видел, что опухоли в клетке A увеличивались. Он измерял каждую опухоль штангенциркулем и отмечал результаты в таблице, затем переходил к клетке B и видел то же самое – у мышей росли опухоли. Та же история была и с клетками C и D. Куча мышей, куча цифр, и все они двигались в одном и том же направлении. Стопроцентный провал.

Неужели его студент, так торопившийся в отпуск, испортил еще и этот эксперимент? Эллисону казалось, словно он пятится назад. В сочельник он пришел в лабораторию и долго смотрел на четыре клетки с мышами; у всех них стабильно росли опухоли.

– Я сказал: «Да ну на хрен, не буду ничего больше измерять. Надо отдохнуть».