Одна из этих чудесных историй в лаборатории Волчка принадлежала Шарон Белвин, другая – мистеру Гомеру59
.Визит Шарон Белвин на клинические испытания MDX-010, проводимые Волчком, был не первым ее появлением в Мемориальном центре Слоуна-Кеттеринга. Она уже проходила там несколько видов противораковой терапии, включая химиотерапию и интерлейкин-2. Некоторые из них давали временный успех, но все в конечном итоге провалились, и, хотя ей было всего двадцать четыре года, по оценкам Волчка жить ей оставалось несколько недель. Но после третьего курса лечения она смогла избавиться от инвалидного кресла и даже чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы самостоятельно гулять с собакой. Она выглядела заметно лучше – из-под измученной серой оболочки снова виднелась светловолосая красавица-спортсменка. Лекарство, похоже, помогало ей60
, и не ей одной.Когда происходит что-то новое, нужно бороться со старыми привычками и старым мышлением.
У 50-летнего мистера Гомера была диагностирована меланома четвертой стадии, давшая метастазы в почку, печень и лимфатические узлы. На снимках она (почка) выглядела плохо, а через двенадцать недель лечения антителом к CTLA-4 – еще хуже. Анализы крови показывали, что количество лимфоцитов резко выросло. Это означало, что T-лимфоциты больше ничего не сдерживает, и они нападают на опухоль, – и после двенадцати недель он сообщил, что чувствует себя лучше. Но были и более важные факторы – увеличилось число метастазов в печени, а опухоль в почке стала заметно больше.
Лекарство доктора Волчка действовало: одним становилось лучше, другим хуже, но в любом случае что-то менялось.
Главной мерой всему были числа. Но прежде всего совершить прорыв помогли рассказы.
– Это отрасль, фундамент которой построен на единичных рассказах, – говорит Волчок. Обычно ученые отмахиваются от рассказов. «Множественное число от слова
– Но иногда единичные рассказы бывают очень важны, – объясняет Волчок. Особенно они важны, когда наблюдаемый биологический механизм не полностью понятен.
Что-то важное происходило с этим новым иммунотерапевтическим средством от рака, которое в конечном итоге получило название ипилимумаб (сокращенно «Ипи»). Оно работало не одинаково для всех пациентов, для некоторых не работало вообще, но действие было реальным. У нескольких пациентов опухоли уменьшались, у других – увеличивались, у третьих происходило и то и другое.
– В наше исследование записались пациенты, которые были настолько близко к смерти, что их уже отправили в хоспис, – объясняет Волчок. Они прошли исследование, почувствовали себя лучше, но вот анализы и снимки выглядели хуже. В конце концов их отправили вместо хосписа домой – они стали негативными данными в статистических таблицах исследований.
– Те же самые пациенты звонили нам через шесть месяцев: «О, привет, а мы живые!» – говорит Волчок. – И их рак отступил. Снимки доказали это61
.Причем о подобных случаях сообщала не только его команда.
Хоос работал в центре обработки информации для исследований. Он получал цифры, поступавшие с испытаний по всему миру, и клиницисты сообщали о таких же смешанных результатах, как и Волчок.
– Мы видели некоторые клинические наблюдения, которые на первый взгляд противоречили интуиции, – вспоминает Хоос. – Пациенты говорили, что чувствуют себя намного лучше, хотя на КТ все выглядело намного хуже. Все потому, что иммунная система отправила армию клеток на борьбу с опухолью, из-за чего на компьютерной томографии она выглядела больше.
В краткосрочной перспективе чувства пациентов оказались более точными детекторами, чем технологии визуализации.
– У пациента произошло симптоматическое улучшение, но врач не видит этого на компьютерной томографии, – рассказывал Хоос. – Это заставило нас задуматься: тут явно что-то большее, чем на первый взгляд.
А еще стало ясно, что для того, чтобы точнее оценить иммунотерапию, нужно больше рассчитывать на наблюдательное искусство врача и меньше – на снимки опухолей.
Рассказ – не данные.
Так говорят врачи. Но иногда именно рассказы пациентов позволяют по-новому взглянуть на непонятное биологическое явление.
Со временем можно будет изменить параметры успеха для испытаний иммунотерапевтических средств от рака и переписать критерии для FDA. Но это будущее могло не настать, если бы они отказались от этого лекарства.
– Насильно пропихнуть новые критерии для FDA было невозможно, – говорит Хоос. Вместо того чтобы менять правила игры, нужно просто сдвинуть ворота.
В конце концов основной смысл параметра ВБП, самая важная буква в нем – не П, а В. Не прогресс опухоли, а выживание пациента.