Открытие природы

6 апреля они покинули Картахену и отправились к реке Магдалене, протекающей в 60 милях восточнее. Они шли по густому лесу, озаренному светлячками – «ночными указателями», как называл их Гумбольдт{452}. Несколько ночей они провели в мучениях, прямо на жесткой земле, подстилая под себя плащи. Через две недели они столкнули каноэ в Магдалену и стали грести на юг, к Боготе{453}. Почти два месяца они шли против сильного течения вдоль густого леса, окаймлявшего реку. Был сезон дождей, и опять их поджидали крокодилы, москиты и невыносимая влажная духота. 15 июня они добрались до Онды, маленькой речной пристани с 4000 жителей менее чем в 100 милях северо-западнее Боготы{454}. Дальше их ждал подъем из речной долины по суровым степным дорогам на плато, раскинувшееся на высоте почти 9000 футов над уровнем моря, где вырос город Богота{455}. Бонплан страдал от нехватки кислорода, испытывал тошноту и озноб. Но вознаграждением за изнурительное путешествие стало триумфальное вступление в Боготу 8 июля 1801 г.{456}

После приветствий из уст Мутиса и городских знаменитостей последовала череда пиров. Много десятилетий Богота не ликовала так бурно. Гумбольдт не был любителем пышных церемоний и славословий, но Мутис объяснил, что ему придется потерпеть ради вице-короля и городской знати. Зато потом старый ботаник впустил путешественников в свои закрома. Кроме всего прочего, Мутис располагал студией ботанического рисунка, где 32 рисовальщика, среди которых были и индейцы, создали в общей сложности 6000 акварелей местной растительности{457}. Что еще лучше, у Мутиса было столько ботанических книг, о чем Гумбольдт рассказывал впоследствии брату, что эту коллекцию могла превзойти только лондонская библиотека Джозефа Бэнкса{458}. Это был бесценный источник премудрости, ведь Гумбольдт не был в Европе уже два года и теперь впервые мог листать книги из внушительного собрания, проверять, сравнивать, сопоставлять написанное в них со своими наблюдениями. Этот визит оказался полезен и для хозяина, и для гостя. Мутис был польщен тем, что ученый из Европы пренебрег всеми опасностями и сделал такой огромный крюк, чтобы с ним увидеться, Гумбольдт же получил сведения из области ботаники, в которых остро нуждался.

Когда уже настало время покидать Боготу, Бонплан снова свалился с лихорадкой, уже мучившей его раньше{459}. На выздоровление ушло несколько недель, а значит, на то, чтобы перевалить через Анды и вовремя добраться до Лимы, у них оставалось еще меньше времени. Только 8 сентября, ровно через два месяца после прихода в Боготу, они простились наконец с Мутисом, так обильно снабдившим их провиантом, что его едва могли везти три мула{460}. Остальную поклажу пришлось навьючить еще на восемь мулов и быков, а самые ценные приборы доверить пяти носильщикам, местным cargueros{461}, и Хосе, сопровождавшему их уже два года, со времени их прибытия в Куману{462}. Они были готовы к Андам, хотя погода была – хуже не придумаешь.

Выйдя из Боготы, они перевалили через первую горную гряду, воспользовавшись перевалом Квиндио на высоте 12 000 футов, считавшимся самым опасным и сложным во всех Андах{463}. Борясь с грозами, дождями и снегами, они шли по грязной тропе, которая часто была шириной всего в 8 дюймов. «Таковы тропы в Андах, – писал Гумбольдт в дневнике, – по которым приходится проносить свои рукописи, инструменты, коллекции»{464}. Его восхищала способность мулов балансировать на узком карнизе, хотя это был скорее «спуск топтанием на месте», чем продвижение вперед{465}. Рыб и рептилий, пойманных в реке Магдалене, они лишились: стеклянные банки упали и разбились вдребезги. В считаные дни их обувь порвалась о бамбуковые побеги, торчавшие из грязи, так что продолжать путь пришлось босиком.

Продвижение на юг, к Кито, через горы и долины, было медленным. Путешественники спускались и поднимались, их встречали то лютые метели, то невыносимая духота{466}. Кое-где их подстерегали такие глубокие и узкие трещины и овраги, что приходилось сползать вниз, молясь о сохранении жизни; зато ниже, в равнинах, их приветствовали залитые солнцем луга. Иногда по утрам на фоне лазурного неба громоздились заснеженные горы, а бывало и так, что они были окутаны в такие густые облака, что ничего не было видно. Высоко над ними огромные андские кондоры простирали трехметровые в размахе крылья, медленно скользя на фоне неба; они были черны, за исключением кольца белых перьев вокруг шеи и белой бахромы на крыльях, блестевшей «подобно зеркалу» на полуденном солнце{467}. Однажды ночью, на полпути между Боготой и Кито, они увидели в темноте языки пламени, вырывавшиеся из жерла вулкана Пасто{468}.