Открытие себя

– Чепуха все это, кабинетщина, – поморщился Бруно. – Выбросите из головы.

Роли были четко спланированы и распределены. Главное, не дать Г-1830 своим антитяготением (которое все росло и около тела звезды будет чудовищно сильным) сбить звездолет с точного курса на ее центр. Не оттолкнуть, об этом при такой скорости не могло быть и речи, но – чуть сместить. А если они зазеваются, то проскользнут по касательной. И все зря.

Умирать им полагалось с наибольшим ущербом для Г-1830, не иначе.

Для этого Бруно Аскер впереди, корректирует все сносы движением маховика гидроавтомата – по перекрестию на центр черной дыры, Корень на корме единственным маневровым двигателем – тоже по перекрестию на видимый в инфракрасных лучах диск лже-Г-1830 позади, на ее центр. «Будем держать курс и в хвост и в гриву», – сказал капитан. И так до последнего, сколько хватит сил и жизни их.

И самая серьезная корректировка – при старте «Ласточки» с Летье. В нее сложили, упаковали дискеты с данными наблюдений, снимки, числа измерений.

Тони должен будет вывести разведракеты в тот «сектор Антареса», чтобы когда – и если – здесь появятся другие исследователи, им легче было ее искать. Ясно было, что отвернуть от звезды-дыры на такой скорости можно было только при самых больших ускорениях, которые, когда пойдет форсаж, пилоту не вынести – да и смысла пережить их особенного нет.

Как раз пошла самая интереснятина для съемок и замеров: та же «планета Марины» вот… Ничего, что разбираться в этом материале будут не они. Важно его добыть и сберечь.

…Первые межпланетные станции с Земли шли в дальний Космос, за Юпитер, Сатурн, Нептун многие месяцы. Их звездолет здесь одолевал такие дистанции за минуты.

3

Они еще успели постоять в обнимку в носовой обсерватории: Бруно в середке, Иван справа, Антон слева. Вращение выключено, веса нет, ноги держат на полу магнитные присоски в башмаках. Черная дыра Г-1830 впереди выглядела маленьким диском, с просяное зернышко. Дистанция была подальше, чем от Плутона до Солнца, – Летье помнил вид своего светила оттуда.

– Когда начиналось космоплавание, – задумчиво сказал Иван, – каждому, кто побывал на орбите, присваивали геройские звания. И слава на всю планету, награды… А что их интересный, содержательный полет по риску против героизма шедших в атаку солдат? У космонавтов погибал один из двадцати, а в атаках каждый третий. А то и второй. А то и все.

– Так за содержательность полета и награждали, – вступился за своих Тони.

– Ладно вам, говоруны, – сказал Бруно. – Антон, ты вот в «Ласточке» непременно говори что-нибудь.

– Что?

– Не важно. Ну, стихи читай, что ли. Громко, отчетливо. Я буду слушать. Если есть нуль-слой, это как-то отразится.

– Ну, допустим. Но этот факт «Ласточка» уже с собой не унесет.

– Знать-то все равно надо. Лучше, чем не знать. Черное «зернышко» Г-1830 за время этого разговора стало заметно крупнее просяного.

– Все, за дело! – сказал капитан.

4

Летье собрал с датчиков и приборов последние данные, снимки. Сложил все в герметический ящичек из титана. В кормовом отсеке пожал руку Ивану; разговаривать больше было некогда. Заглянул в носовой, махнул рукой оглянувшемуся на него от пульта Аскеру – и быстро по скобам к гнезду «Ласточки». Так же быстро все упаковал, закрепил, успел закрепиться в кресле – старт. Двое оставшихся почувствовали его: дрогнул корпус, сместились перекрестия на носовом и кормовом экранах. Быстро исправили. «Буревестник» снова шел строго по лучу к центру Г-1830. Она уже была размером с Луну.

Бруно увидел, как в верхней части черного диска взметнулся протуберанец – размером больше него. Диск рос, и протуберанец рос.

Хуже всего пришлось Кореню – он погиб первым. Звезда позади была ложной и из-за релятивистского смещения спектров даже незримой, тепловой. Но жар от нее, от стекавших из мирового пространства в черную воронку Г-1830 лучей был настоящий. И он нарастал точно так, как если бы звездолет не уходил прочь, а падал на звезду, падал на солнце.

«Так вот что чувствовали те, кого сжигали на кострах, – подумал Иван напоследок. Горела одежда и волосы, жгло кожу – но странно: он чувствовал покой и величие. – Что ж, хоть не я первый… Главное, чтоб не зря…»

Поворот пальцами регулятора на щитке возбудил бы боковой импульс в дюзах маневрового двигателя – и, вероятно, увел бы от жара, уменьшил его. Он не сделал этого движения пальцами.

Последнее, что он почувствовал: как по лицу что-то текло; это были не слезы – лопнувшие глаза.

К Бруно этот жар пришел позже. Черная дыра Г-1830 уже распространилась на половину экрана; ясно было, что не промахнутся, не соскользнут по касательной. Но не промахнуться – это не всё. Аскер понимал несоизмеримость тел и энергий звездолета, даже с релятивистски умноженной массой, и звезды.

Поэтому он и просил Летье, чтобы тот из ракеты дал связь, дал голос и слова.

Но тот пока молчал.

5